"КРАСНАЯ КНИЖКА" - 6

                                                      Глава шестая

                                                         ЗАТАСКА

                                                     (посетил сей мир за №1222)

 

                                                        1.

    Встревожилась - хохолок вздыбился - сигнал опасности. Закакменев, следила за долговязой фигурой. На топях люди летом не случались. По зыби, строго по знакам, перенося без задержки вес на следующий шаг без резкости - не прорвать завязь покрытия засасывающкй жижи, человек пробрался в мрачность леса окраины болота.

    Птица отвлеклась на выводок. То одна молодая цапля, то другая вдруг слетала, покружив над зеркальной водой, возвращалась на сухостоину. Втянув голову, птица-вожак задремала, через время очнувшись. Человек вернулся из глубины крайнего леса. Свернул в тёмную прибрежную тайгу. И вот вновь тащит тяжкий груз зигзагами по приметам, особенно запахам; гиблые западни источают дух мунунмэр (пропастины).

    Цапля, вытянула шею выгибом как для удара, крыкающе крикнула. Самка и пять нынешних цапель, высиженных поочерёдно родителями, слетели с дерева, планируя к протоке. Молодь - ельцы, чебаки, карасики, сороги, да и от окуньков цапли не отказываются.

    Цапля - мощная птица. Доживает и до 25 лет. В дикости, по опыту Артёма Поздняева, до 16 лет. Собака нашла в камышах умирающую. Кольцо (иероглифы), с датой.

    Самец улетел на облёт территории. Долина Реки ниже в пяти километрах заканчивается тесниной - скалой крутой сопки. Болото, перемежованное хилыми лиственничниками и берёзками, трепетно сверкало десятками озёр, проток-чингнекэл (межозёрных). Большей частью лес омертвел, чёрные корявые стволы, с растопыренными сучьями, безжизненность. Приближаясь к вотчине, вскричал предупреждающе и агрессивно. Птицы, ондатры, две выдры, моты (сохатый), замеревший на бугре лесистого острова, - никакого внимания на вопль. А вот лисица задрала мордочку и проследила полёт птицы, и человек, с тяжёлой ношей, глянул, и опять уставился перед собой.

 

                                                                  ***

    Над тихой "чёрной" водой Реки на Средней Долине копошится многоглазая живность к неизбежности: перелёту. Иные к зимовке: жируют, делают заготовки пропитания.

    Звенит печаль, развеиваясь запахом чистого увядания, перемешиваясь с кисловатым духом болота.

    Чёрный лес мёртво неподвижен.

    При вечернем облёте, цаплю обеспокоили судорожные потуги людей. Птица, закружив, начала тревожить округу особым криком, понятным всем: гибель! Три человека, следивших прошедшего здесь днём, попали в беду. Для страховки связаны капроновым шнуром. Первый мгновенно увяз по пояс, всего лишь на шаг отступив от пробитого пути, хотел повернуться, натягивая верёвку, и ушёл с головой. Второй упёрся изо всех сил вытащить товарища и завяз по колени. Закричал третьему: "До дерева! Добеги. Привяжи... За него!" Мужик рывком, чего никак нельзя делать, бросился и в метре от лиственницы ухнулся сходу в яму и уже не вынырнул. Второй, используя натяг верёвки, пытался выбраться, пока не понял, что верёвка от первого упрямо тянет всё сильнее. Выхватил нож, обрезал, теряя время - затянуло по пояс. Он дико завопил, сходя с ума от ужаса. Ещё успел трижды выстрелить из пистолета в цаплю... Топь деловито его поглотила...

 

                                                                 ***

    Цапли расселись на высоченной сухостоине на берегу озера. Молодые, из-за обилия корма, выжили все. Внимают округе, волнуясь. Первое столпотворение - множество перелётных птиц. Взрослые цапли озабочены иным - ожиданием призывного крика серых цапель с северных болот на необозримой высоте ночью по направлению к Жёлтой реке. На Хуанхэ цапли расстанутся навсегда. Следующей весной образуют новые пары. Услышать непросто. Табуны разномастных уток, преодолев огромные расстояния, посвистывая быстрыми крыльями, пикировали на воду. Шум, плеск, кряканье, хрипение, посвисты, клекотания... Всё какофоническое царство немедленно начинает пожирать пищу - по-над водой чавканье. И всё-таки, только-только погасла вечерняя заря, различили с высоты далёкий глас, означающий беспрекословное: перелёт начался! Взрослые цапли инстинктивно покружили над озером, вернулись на деревину. Завтра, в вечернюю зарю, семейство взлетит к попутному потоку на юг и "поплывёт" в Китай.

    Вот-вот похоладает до заморозков.

 

                                                                 ***

    С озёр вечным ветерком. Звучание мира поменялось. С берёз листья шорохом к сырой земле. Лиственницы, светясь яркой желтизной, сыпанули хвоей. Ветер бы! Тугой! За час оголить деревья, распахнув пространство до склонов гряды. Туда, к хребту, дорога - ответвление древнего "Амазарского пути".

    Амазар от "Эмэсар" - "Путь, по которому приходят и уходят".

    Ответвление к Витиму ("Вэтэм" - "очень водоворотистая"), к Байкалу ("Бэйгэл" - "Стоячий огонь"; тунгусское название "Ламу" - "Большая вода за болотом"). За Байкалом в верховья Лены ("Илэн" - "Река тунгусских людей") и на запад, к Енисею ("Энисэй" - "Мать-река")... и двлее до самой крайней границы тунгусской земли "Сибирр" ("Страна рек") - до Оби (от Обо - священнная грань-раздел с породной землёй угров - Югрэ).

    Местами древняя тропа исчезла. Когда-то по ней миновали смертельно опасные Степи, населённые татарами (название степняков: сяньби, тюрок, уйгуров, мурченов и др.).

    Чингисхан объединил подчинившиеся племена татар этнонимом "монггол" (мореходы) - тунгусским названием предков бурят - "Бореев", из коих генетические корни  чирнгисхановсого рода, прибывшего десять тысяч лет назад по "уходящему" морю "Тенгиз".

    Мелькали столетия. Народы сменялись всё более жестокими и умелыми, исчезая во времени. А тунгусы продолжали жить на породных землях, называя сей путь "Тунгиро-Витимской дорогой" (хокто-хэты; на покаменно-тунгусском диалекте - "толгодокит"). До середины восьмидесятых 20 века, местами, нартовую дорогу оживляли орочены. Сейчас ни оленей, ни орочил - каюров. Тысячелетний таёжно-степной уклад исчез за какие-то пятьдесят лет...

    Ныне, из "приезжих" с начала тридцатых (время образования ППО - простейших производственных объединений и коллективных хозяйств - колхозов), по "топям"  мог пройти только Поздняев, получивший в детстве опыт на обских болотах. Эвенки-старики могут (до главного озера), но побаиваются. Будто века прошли с того утра, как у скалы загубилась ороченская семья. Там же, поодаль, раньше, расстреляли нескольких активистов Витимо-Олёкминского округа и учительницу, оформив "при попытке бегства". Чаще всего, одурманеные тяжёлым воздухом с болота, люди слышат отчаянные голоса призраков, видят витающий дух "Ари" - оживающая, обретающая плоть... (девушки Ариши).

 

 

                                                                  2.

    Мальчишка воображал непостижимое из-за огромности. Отец матросом на катере-буксире. Там радостно ждали друг друга каждый день. Любили, уважали, попадали в увлекательность приключений в бесконечности микромира и макрокосма..

    Невдомёк: там же ненавидят, беспощадно убивают друг друга, ревнуют, предают, сбиваются в несть числа "стаи" выживания.

    Мама, с "нельзя", с угрозами и наказаниями, харатера тяжёлого, непримиримого, таинственно грозная. Он переживал себя "виноватым". Даже за неизвестную её жизнь. Далеко по Оби, где Катунь с Бией, город большой Бийск. Мама и отец из той тайны. Ни разу не обмолвилась. Отец, как бы ровня сыну, помалкивал.

    Путешествовали на озеро добывать карасей. Всполошив утиное царство, обошли топкое болото по березнякам и осинникам. За лугом, в сосновом лесу, место привала (несколько старых кострищ).

    - В Бийске ждут, Артём. Объясню, когда сядем на теплоход. Времени будет хоть отбавляй. После войны вернулся, работал в порту на ПТ. Пришлось уехать в 1952. А в пятьдесят третьем ты родился...

 

                                                                    ***

    На той стороне Оби от Бобровки рыбачили в заливчиках - в небольших затонах, живущих особо, хотя и невозможные от реки, связанной с Океаном. Артёмка без смыслов волновался великостью Воды. Мгоновенно засыпал на фронтовой матроской шинели. Под хлюпанье волнышек о борта лодки прекрасны сны. И пробуждение в огромном цветном мире под небом серо-голубым. Однажды, проснувшись, увидел сквозь ресницы: отец беззвучно плакал.

    Из осколков фраз и намёков призрачная картина. Случайность "на зло всем и всему", мимолётные отношения с едва знакомым человеком-матросом. Рождение причины - сына. Его вольно и невольно мать попрекала. Их отчаянно подавлял ещё мир-человек. Мама безнадёжно к нему стремилась. Отец ненавидел. Неизвестный мальчику последовал из Бийска за ними и теперь всё время поодаль и рядом.

    Упрямое нежелание разобраться и решительно переиначить. Отсюда физиологические семейные проблемы: женщина-мужчина. Отец уходил. Бледная мама тяжело дышала. С ненавистью выкрикивала, зло тараща глаза: уйди отсюда! Зачем только тебя родила!

    Дрожащий мальчишка в страхе "исчезал" за серой холщовой занавеской, не разумея своей "вины".

 

                                                                     ***

    Поездка на теплоходе разрешит нечто великое. Радовала, с щемящей тревогой расставания. У мальчика пора необыкновенного, тайного страдания. Даже во сне высокопарность. С девяти до десяти дня Артёмка затаивался в палисаднике. Девочка Стёпа - Степанида Карпушина проходила по молоко, помахивая алюмиевым бидончиком.

    Поездка в Бийск - откровение: распад семьи; мать непротив исчезновения мужа и сына из её мира. Навсегда!

    За день до отъезда отца захлестнуло тросом при буксировке баржи. Толком неизвестно как. Вроде бы от удара упал в воду и утонул. Несколько раз приходили незнакомые мужчины. Обсуждали с матерью, как лучше. Наконец, остановились на несчавстном случае.

    Мальчик оцепенел в сумерках занавеси. Никого не узнавал, ничего не слышал. Опасались за рассудок... Вдруг Артём "ожил". Резко. Отец проявился (главная тайна!) из тьмы и продолжил существовать рядом. В первый раз, уходя, наказал: "Надо прибраться в сарае - давно холтел навести марафет. Теперь у нас полно дел!"

    Учителя дивились: учёба на отлично, брался за любое дело, выполняя порученное прилежно. Часто Артём уплывал через Обь на лодке в отцовские места. Оттуда путь мальчика в тысячи километров, полный тяжелейших испытаний, великой боли и страданий, и постижения грандиозные будут казаться запоздалыми...

 

                                                                   ***

    "Человек преисполнен обид и обвинений на сторонние силы. В конце трагико-комедии по делам осуждёнными к гибели (полному исчезновению рода) или к продолжению рода и  себя в вечности. И к удивлению: судят сатана и Боже - изнутри нас..."

    Через "Красную книжку", к ней подшиты ещё тетради, постиг; я - "камень преткновения" в жизни "молодой" мамы-женщины. И нет её вины в ненавсти ко мне?

    Нашлось оправдание и жестокой действительности (стимул сопротивления), выправившей подростковую жажду максимализма: мощное творческое осознание "я" в детстве, определившее стиль жизни.

    Тогда отцовскую лодку, часть мира Артёма, отобрали "большие парни". На трапе дебаркадера "стайка" девчонок в разноцветных платьицах. Пацаны, куражась, схватили мальчика, глумясь, насыпали в штаны сырой песок. Как будто отец: "Наконец-то жестокость тебя вразумит. Беги!" Артёмка обладал серьёзной физической силой - результат гребли, частой, многочасовой, в борьбе с течением. Отбросил хулиганов и бежать. Главарь "Бобр" завопил:

    - Скажи мамке, приду на ночь!

 

                                                                  ***

    Не озлобляться!

    Тунгус из Якутии, по рассказу отца, Романов Фёдор Ильич, командир торпедного катера "Г-5", на нём отец матросом воевал почти год, внушал: "Озлобленность сжигает человечность..."

    Дать сдачи, поучал, дело невеликое. А вот сдержаться - красота. Избегай, уходи, исчезай! Непросто, непросто. Агрессивная сила безумна и несправедлива. Для хищника наоборот. Предки Романова жили учением "Чифэн". Основа - мир дикой Природы. Принесено в древности на Дальний Восток с реки Хуанхэ тунгусами-сушенями племени "Начаки" (Цапли). Бегство от опасности - достоинство, требующее сноровки, силы духа и ума.

    "Вот, - говорил капитан, - идёшь по тайге, а навстречу медведь-людоед. Сколько бы ты ему не говорил о высоких помыслах, о ценностях жизни - он тебя сожрёт, с удовольствием. Избежать - вот задача! Если уж деваться некуда, бейся изо всех сил. Ни одна разумная сила не осудит. А среди людей сколько их! Из "людоедов"! Опасное - разглядеть в человеке трудно. Потери, конечно, будут. Война без потерь не бывает. Не возводи в горе. Главное, жив и никого не предал".

 

                                                                  ***

    Артём не горевал, не считая потрясающее унижение плохим событием. Мама, и тот, кто рассказал ей, так не думали. Хуже того, явное оскорбление подлростка и памяти отца, мать судорожно, вечно недовольная, вдруг лицом просветлела, с отчанияем и решительностью вцепилась в историю с лодкой, разумея неожиданным чудесным спасением от пропастного одиночества. Готовилась долго, прихорашивалась. Лучшее платье. Новые туфли надела. Раздражённо возразила мрачному сыну:

    - Не смотри так! Я и на работу иногда хожу в этом!

    Наконец, оправдываясь поводом, направилась на дебаркадер. Подросток болезнено догадался: к "третьему", кто не смог справиться и приехал за мамой "жить рядом". Она назвала его: "К другу детства - матросу Вуколову Сергею".

    Вернулась скоро, с глупой улыбкой, сияя синими глазами, незнакомая сыну радостностью. Через несколько дней тщательно вымытую, покрашенную в тёмно-зелёный цвет лодку привезли на тележке к воротам. Пронзительно засвистели. Увидели: хозяйка идёт по тротуарчику от дома. Убежали. Очень довольная, новое в ее поведении, мама повторяла:

    -Вот так-то! Вот так-то!

 

                                                                  ***

    За два года Артём изменился. Из невысокого крепыша вытянулся в неуклюжего, укгловатого юношу. Погрубел голосом. Отделился "от дома", жил сам по себе. Казалось, с мамой, кроме социальных обязательств, ничего не связывало. И вдруг разом рухнуло и это:

    - Через три месяца, в октябре, выхожу замуж. За Вуколова. Не век же одной. Он подал на развод. Живёт на дебаркадере, в каюте.

    Артём кивнул, резко повернулся, совсем как отец, мама поморщилась, и ушёл к приятелю. Саша Бояршин на три года старше, серьёзный, терпеливый, умеющий выслушать. Увлекался фотографирпованием, как и во всём, основательно и несуетливо.

    - Нормально. Надо мать поддержать. Но... вот как будете выживать в тесноте?

    - Хочу уехать, Саня.

    - Нормально, - не удивился. - Выход. Иногда уйти, чтобы вернуться е себе. Меня дед так напутствовал. Я уехал учиться в Новосибирск. Правда, оказалось, никто не собирался оставить меня на произвол судьбы. Дед через две недели заявился, как будто навестить фронтового друга. Потом мама " по делам". Потом бабушка. Потом старшая сестра. И так два года. Как будто не уезжал...

    - Учиться! А ведь... - Заторопился домой объявить матери: - В десятый не пойду - поеду поступать.

    - Может, так оно и лучше. Для нас. Документы я соберу. У нас сейчас не до учеников! - Она торопилась на допрос. В школе тотальная проверка из "края" и следствие из МВД. Местная банда взрослых и школьников. Ограбили магазин. В пьяни крушили всё подряд. Наткнулись на палатку отдыхающих на высоком берегу Оби. Мужчину избили и сбросили с высоченного яра, а жену и дочь изнасиловали.

    Законы особого бытия в глубинах душ - законы дьявола. Нельзя не согласиться с Иисусом Христом: "Ибо из сердца исходят злые помыслы, убийства, прелюбодеяния, кражи, лжесвидетельства, хуления". Вот почему, со временем, дошло до понимания романовского поучения, именно из глубин души человека "озлоблением" выходит сатана.

    Артём в великом нетерпении собрался - всё уместилось в походном рюкзаке. Мать, обязательная и пунктуальная (работала бухгалтером школы), документы, справки, характеристику принесла за день до отьезда. Выделила 75 рублей. Да деньги из тайника (накопили с отцовского заработка на лодочный мотор и на поездку в Бийск).

    В Барнауле, на вокзале, так сильно затосковалось - болезненно и мощно потянуло назад, в Бобровку. Вопреки на первый же поезд по наитию! Билеты свободно оказались только в прицепные вагоны до Иркутска. Повлекла судьба на восток огромной страны. Поворот произошёл, по сути, мгновенно. В поезде познакомился с ребятами из Горного Алтая, будущими охотведами - студентами Иркутского пушно-мехового техникума.

    Так началась мимолётное в истории Средней Долины "посещение" Поздняева Артёма Васильевича, видимо, имевшее какое-то значение, если в "Красной книжке" встречается не одно замечание, какие-то догадки, упрёки, соображения по деятельности егеря вообще, хотя сейчас уже никто не помнит из коренных семейств человека, отмеченного в "Похозяйственной книге" села за номером 1222.

 

                                                                    3.

    Добравшись сплавом из райцентра за восемь дней до Средней Долины, Поздняев   ночевал у костра. А утром пришла старуха Абрамова.

    - Пошли-ка, парень. Вещички собирай. Завтрак готов.

    Артём подчинился. В избе спросил:

    - Не стесню?

    - Отец велел, когда надо, помочь чем. Старики-то все за тебя. Да мой-то как будто тебя знал прежде?

    - Где он?

    - Два года как умер. Вот, - она показала на стене групповую фотографию в рамке, под стеклом. Шесть человек. В лётных шлёмах и кожаных чёрных одеждах четверо. Двое - в шлёмах танкистов.

    - Лётчик?

    - Не-ет. На катере за фашистами гонялся. Солдат возил на вражеский берег. - Удивительное в моменте. Но все мысли и чувства погружены в иное. В мире Нечто произошло и происходит. Люди уже не отворачиваются, как во все годы Перестройки. Мужики, не останавливаясь, скупо здороваются. Женщины, как будто сговоришись, приветствовали:

    - С приездом!

 

                                                                  ***

    Встретился случайно с руководителем промыслового предприятия - Юрием Николаевичем. Тот сразу:

    - Свободных участков нет. Так что не рассчитывай.

    - Хорошо. - На том и расстались. Но не надолго. Часа через два ко двору примчался джип. Засигналил. Поздняев вышел сказать, что старуха ушла к дочери - вниз села. Оказался Юрий Николаевич.

    - Слушай, Артём Васильевич, прикинул: есть неплохие угодья - "Караванка". Степан Кайгородов не против. На время. Пойдёшь?

    Неожиданно, ведь не собирался вовсе:

    - Пойду. До января.

    - Вот тебе договор. Подписанный. Заполнишь. Одна лицензия на кабаргу. Десять на соболя... Впиши белок - двадцать! Хватит. Всё! - Захлопнул дверцу и умчал вверх по улице.

    Что ж, мораль - лишь поведение по социмальным законам принуждения. Остальное - оправдание рвачества имеющих власть. Времена выявили неизменность: на всех этажах социума выживают сильнейшие. Несмотря на изменения осознания таёжниками действительности, отношение к бывшему егерю крайне настороженное. Люди, в большинстве нормальные, вынуждены приспосабливаться к "бандитизму абсурда", ненавидя беззаконие. Приезд егеря (освободили!) восприняли как начало возвращения законного порядка, оставаясь заинтересованными наблюдателями: куда качнётся! Такое моралите, отнюдь не театральное, для него Откровение.

 

                                                                   ***

    Вдруг на берег к Поздняеву по склону коренного берега спустился серьёзный крепкий незнакомец. В опрятной спортивной одежде. В кроссовках. Серые пронизывающие глаза, быстрые, взгляда не уловить. Чисто выбрит. Рослый. Артём не сразу, но всё-таки узнал "Славика", злейшего врага, коему поручено егеря "закопать".

    -Что, некому перевезти? И что теперь?

    - Сейчас бабушка придёт. Посидит у манаток. А то собаки раздербанят. Пригоню лодку снизу... На ней сплавился.

    - Провозишься. Грузись, вот, на мою лодку. Я через полчасика подойду.

    Из глубокого любопытства общение с жертвой, судьба коей решена? Так и должно быть в мире абсурда, где порядок - отсутствие космического порядка справедливости. Старуха, нещадно матерясь на бардак, донесла: "Мужики верховские (из тейпа верхней части села, расположенной на скале) хотели тайно придти и потолковать. Что там, на Большой земле творится. Но не решились... Передали, что тебя "приманкой" сделали. Кто-кого!? "Славики" или "Кайгороды"?

    "Славик" ухоженный, переодевшись в камуфляж, в резиновых сапогах, источал незыблемую уверенность: он и подобные навсегда, под лозунгом: "такова жизнь!" Физически силён. Мешок муки затащил на яр одной рукой. Скорее права старуха, до прихода "теневика", пояснившая: " И ещё... Славик устраивает показуху. Дескать, не его люди убьют. А кайгородовские. У Славика сильные противники внизу (Тында, БАМ, Транссиб). Могут воротилы воспользоваться очевидным преступлением. Менты все под ними!

  А задачу Славику поставили: сейчас, на преломе, пока новенький председатель правительства не обломал зубы, удержать превосходство над потоками полудрагоценных камней, чароита, гросуляра, нефрита, бериллов, аквамаринов, золота, охотсырья и денег. У "славиков" непростые проблемы - двух боевиков с БАМа, надёжных парней-смотрящих, кто-то пристрелил. Серьёзный вызов. Поэтому "Славик", живущий в одном из городов БАМ, приехал в Среднюю Долину раньше обычного. А тут ещё сверху по району: решить побыстрому проблему с егерем.

    - Таскать тебе далеко. Через болото не пройдёшь - топь! Образовалась на выгорах. Несколько лет торф горел, старики рассказывают. Сам знаешь, попал в выгора, что в пропасть сорвался. Пикнуть не успеешь.

    - Буду затаскиваться кругом, по конной караванной дороге. В два раза дальше - а что делать?

    - Правильное решение. А что, суд будет?

    - Я не хотел, чтобы закончилось смертью. Открыли по мне стрельбу. Выстрелил предупреждающим из двух стволов по верхушкам. Видно, картечина, пуля-дура, нашла сук и рикошетом мальчишке в голову. Два года в СИЗО, пока не освободили "за отсутствием".

    - И ничего не разъяснили?

    - С вещами на выход! Как, что? Дескать, адвокат всё растолкует. А он в отъезде - в Забайкальск уехал, на суд. Записку оставил, чтобы ждал... А мне некогда. На обратном пути заеду.

 

                                                                ***

    Затащили остатки. Славик залез в лодку. Хотел оттолкнуться шестом, но остановился договорить:

    - Вам участок не давали - сигнал сверху. Местная власчть - враг для вас номер один. Примитивно, но действенно. Для них, чем быстрее уберётесь - тем лучше. Вокруг вас миф нагромоздили. Даже наши работяги головы начали задирать. А сообразить не могут, ещё вчера за вами стояла машина власти. А теперь ничего! Кроме памяти о тех временах. Привыкли жить, как скот, в вонючей духоте социализма... Очень и очень странно, и не просто так, дали участок Степана Ильича. Вникай, отца убитого мальчишки... С чего бы это? - Резануло именем Степан. В нагрудном кармане конверт, с письмом от Стёпы - Степаниды Карпушиной. Передали в администрации района с остальными документами и денежным расчётом. Письмо наверняка с плохими известиями. И читать сейчас - не до того. - Там, вокруг, участки дядьёв, братьев Степана. Способны на всё! Они и меня достали! Наш кооператив "Светлый путь" с ними граничит. Та ещё публика. Младший - недоумок! Из тех, кто сначала стреляет, а потом разборку устраивает. Второй - Яков. Бессловесная тварюга. Втихоря пакостит. Вор и стукач. Очень ненадёжный человек. Правда, Степану предан. Он его боится. Игорь - сумасброд. Высокого мнения о себе. Глупец! То одна у него идея, то другая. Восстал как-то против се6мейных порядков. Хватил мурцовки, так приполз в семью с покаянием. Других братьев не поймёшь - себе на уме. Но чужая жизнь для них ничего не стоит! Скараулят - пристрелят. Бандюганы. Соображай. - Поздняеву, ещё утром, старуха, та ещё разведчица, донесла: "Славик" напрягся. Ищет выход. Вроде как Кайгородовы постарались. А как исправить - не знает. Ты ведь можешь ускользнуть. Его парни не готовы. Они же не местные. Ждут снизу Лёшу-палача. Слышала, Мотя Стрельчиха его успокаивала, дескать, куда он "убежит" с таким-то грузом!? - Славик продолжил: - Кайгородовы жестоки. Жестокие - сентиментальны. Степан Ильич, как сын загиб, целый год выл. Уйдёт в лес и плачет в голос. Аж противно! И ненависть ко всем. И к нам. Жить всем надо! А он нам путь по реке перекрыл. Устроили залом на устье нашей речки. Забило за лето плавником - не пролезешь. И по берегам не пройдёшь - теснина. Поганый народишка, поганый. Ни стыда, ни совести! Так что, думаю, в последний раз видимся. Оттуда тебе всяко-разно не выбраться. Если, конечно, не сумеете их опередить... Надо суметь!

    - Чему быть, того не миновать. А вас? Вопрос, чтобы во время затаски голову не ломать, кто да что? Как вы здесь оказались?

    - Ссыльный. В 1975 году. Я из Ленинграда. Бывший технолог. Там и семья. Теперь в Санкт-Петербурге. Свидетельствовали против. Жена указала на тайник... Несколько книжек да листовки... А теперь пишут, пишут. Я не читаю! Я свою половину жилплощади продал отморозкам. Этакая благодарность от меня "родненьким". Мыкаются по съёмным квартирам. Отсудить мечтают. Да хрен им! - Вытащил из бардачка штык-нож без рукояти. - Лезвие двадцать сантиметров. Немецкий. - Бросил на песок. - Защищайся от этих козлов! Бейте первым, не разговаривая... Я сейчас уеду. И всё. Западня захлопнется. Заработают другие законы. Решайтесь! Я могу устроить побег через БАМ?

    Егерь, неожиданно для себя, посочувствовал "Славику". Как его всё-таки мощно жизнь покорёжила. Устроил пытку семье, превратился в отпетого убийцу... И невольно перекрестил бандита.

    "Славик" боковым зрением засёк и резко обернулся, злобно сверкая серыми глазами.

    - Вы что, господин покойник, жалеете меня?! Обалдеть! - зло рассмелся.

    - А может, это вы их предали, когда в политику полезли. Надо понимать, не из-за справедливости?! Я тоже думал, меня жестоко предали. Меня и отца. Выходит, я сам...

    Ему ведь нечем ответить. Выдохнул злобное оскорбление:

    - Как был ты клоуном - им и сдохнешь!

 

 

                                                             4.

    Дверь с визгом пружины закрылась стуком. Обитательница пространства не пошевелилась. Взирала в окно синими яркими глазами, с неестественно длинными ресницами. Чёрный мини-халатик. Необъятные полные ноги. Золотистого оттенка колготки. Артём замер. Если бы продавщица следовала "загадочному стилю" одежды, утаивающего откровенные линии, обманывая, увлекая мечтаниями о прекрасном, тогда бы главенствовала в естественности основного: продолжения рода.

    Вернулся в безумный сон хитросплетения коварных образов, бессвязных звериных восклицаний в слепой страсти.

    Продавщица высокая, крупная, не без привлекательности тела и милого лица, с ямочками на щеках, с готовностью улыбнуться, несмотря на прихмуренный взгляд. Переместилась за прилавок. Узнав её, поразился. В Средней Долине, видимо, была настолько подавлена переживаниями - выглядела неприятно отталкивающе, скорее всего из-за инстинкта "добивания" у окружающих, чему приходилось противостоять духовными силами. Как и Артём, побывала в Читинском СИЗО. После освобождения прислали в таёжное село "залечь", пока история с продажей импортных товаров (контейнер случайно попал на склад райпо), сойдёт "на нет".

    "Казаниха". После окончания торгового техникума. Товаровед. Жизнь налаживалась. Получила комнату в бараке, с отдельным входом - съехала от родителей. 

    Халява, как всегда, принесла кучу бед. По сговору, выждав, реализовали "свалившиеся" товары. Через полгода арест. Председатель райпо успела всем строго наказать: гоните, не знаю, контейнер видела, но уже пустой. Пустой пришёл! И больше ничего! Десять месяцев ада для большого тела начали сказываться. Чем бы кончилось - неизвестно. Да вдруг "малява" в куске хлеба: "Телега (Телегина Марфа) застрелилась. Она - товар..." Телегина - второй товаровед. Тоже под следствием. Из-за детей не изолировали. В "Красной книжке" возмущались: свалили все преступления на бедную женщину...

 

                                                             ***

    - Коли надо что, берите. А то сейчас начальница придёт. Ушла в милицию. Похоже, закрываться будем. Одолели бандиты и мусора. Сегодня менты заявились. Забрали последнюю тушёнку. Говяжью. Водку. Начальница кому-то оставила... - Ухмыльнулась. - Банку зелёных помидоров на закусь прихватили. Может, пронесёт. Да ещё грозят. Начальница отказалась их спирт "толкать". Он с керосином! Вот они и бесятся... Я им: платите! А они палец показали и ушли! И...

   - Да поесть бы что? - прервал. - Продукты на дорогу.

    - У нас старьё. Щи, борщи, да консервы рыбные - трёхлетней давности. Под бандюгами, "На горе" (микрорайон райцентра), есть частная лавочка, - презрительно скривила ярко накрашенные лиловые губы. - Там есть тушёнка, сайра, рожки, китайская лапша. Конфеты. Я там отовариваюсь. Из одежды что-то есть. Тебе бы тюремную робу сменить... Магазинчиков - четыре точки. Хозяин - догадываемся кто!

    Видно, что тоже узнала Артёма. Близко общались однажды. Артёма попросили свозить на моторной лодке "Казаниху" в тайгу, на устье Притока. Ехать недалеко. Где пристать, проводник покажет. Казаниха пять минут общалась с Портнягиныим, местным мудрецом. Она вползла в палаточку на четвереньках до половины - огромный зад и ляжки наруже. Проводник-эвенк Кульбертинов жестами и телодвижениями показал: как было бы здорово сзади пристроиться. Несмотря на внушительную фигуру, Казаниха очень даже сексапильна! Портнягин не проронил ни слова. Казаниха твердила: "Мне только знать, кто его убил. Просто знать! И всё! Он же безобидный. Мне как ребёнок! - Потом смолкла, выпятилась из палатки и сразу ушла в лодку плакать. Когда доехали до села, не в силах сдерживать эмоции, зло проговорила: "Никогда бы не подумала на этих людей!"

 

                                                                    ***

    "Казанихой" Анну прозвали искажённо по прозвищу мужа. Щупленький такой мужичок, светло-русые волосёнки. Ростом Бог обидел - метр с чем-то. Глаза светло-голубые посажены близко, разделены узкой переносицей остренького носа. Пронять его ничем невозможно - не унывал, по рассказам, даже в жестоком экспедиционном рабстве. За его самоуверенный бодрый трёп о "бабах", якобы коих "снимал" влёт, его прозвали "Казановой". На родину возвращаться не стал - там не на себя работать надо! А поехал на БАМ. В поезде "Чита-Тында" загулял с такими же сорванцами. Видимо, веселились крепко. Очнулись в камере милиции. Там его, вроде как по согласию, пленил "рабовладелец", крайне нуждающийся в дешёвой рабсиле. Отправил в тайгу к буровикам канатно-ударного бурения. Это долбёжка по мозгам весь день. Сбежали при первом же удобном моменте, с ещё одним "рабом". Добравшись до реки, соорудили плот. Так оказались в райцентре, где его сотоварищ бросил. А "Казанова" сразу же попал в милицию - облава на заезжих спекулянтов. Допросив, созвонились с железнодорожной милицией Могочи, потом с РОВД, так как документы передали туда, когда задержанный исчез. Оттуда, с оказией, прислали весь набор документов. "Казанова" до тех пор не встал на воинский учёт. Начальник отдела, отвёз парня в Могочу, к военкомату. Когда собрался ехать домой, то обалдел. "Казанова" посиживал в Уазике, голодный.

    - Где вас носит? Замучился ждать.

    - Чёрт. Я надеялся, что сбежишь.

    - Рад бы, да ни копиейки на побег.

    Начальнику ничего не оставалось, как устроить несуразного задержанного грузчиком на товарный двор райпо - заработать на дорогу.

 

                                                                ***

    Старосельцева, грузчики и шрфёры называли её "Крошкой Анни", через неделю начала обращаться с новеньким как с ребёнком. Серёга, миловидный, стройный, волейболист местной команды, муж заведующей вещевым складом, грубоватой внешности, голоса командно-сурового, по прозвищу "Мужик-баба", обращался со всеми начальственно. Зло прицепился к "Казанове", хотя тот трудился на совесть: "Дохляк. Урод! Никакого толка! Вышвырну со складов!" "Крошка" как раз принимала груз. Метнулась огромной тучей на Серёгу и сходу заехала по уху кулаком. Она бы отколошматила, но он рванул скачками, лавируя между тюками и ящиками.

    "Казанова" и виду не подал, что удивился защите. А может, ничего и не сообразил. Но факт: на следующий день дождался "Крошку" у конторы после работы, уже "свой в доску", сходу заговорил с нею смесью абракадабры и событий дня, не боясь насмешек и оскорблений. Странно и удивительно наблюдать очень большую красивую женщину, блаженно внимающую болтовню маленького мужчины.

 

                                                                     ***

    Записи из "Красной книжки" дали ясность некоторым событиям из истории "Средней Долины", казалось, навсегда скрытым завесой "вечной" тайны.

    Перестроечные перепетии вынудили начальников "северов" шевелить непривычными к деловитости мозгами. Артёма отправили вниз по Реке, в соседний бывший совхоз договариваться о бартаре (натуральном обмене) и сотрудничестве. Наивно надеялись сообща выжить. Для начала предлагалось обменять технику: ЗиЛ-131 на Урал. Сделка сорвалась. Только и договорился обменять рыбную муку на каменную соль. На обратном пути, в шестидесяти километрах от "Средней Долины", бензин кончился. А в двух канистрах оказалась (подсунули дельцы, осозновая, у человека в тайге будут проблемы, возможно, на грани жизни и смерти) недопустимая смесь солярки (дизельного топлива) и бензина. Долго, с передышками, пытался запустить "Вихрь" - бесполезно. Сообразив ситуацию и так, и этак, решил пешком двигаться по берегу Реки, в слабой надежде, вдруг кто-то поедет. Спроворил из мешка рюкзачок под необходимое. Из провизии: булка хлеба, четыре пряника, немного сахара, три пакета овощного супа и банка тушёнки.

    Идти побережной звериной тропой, иногда спускаясь к воде, минуя чащобы и вымытые наводнениями ямы, конечно, лучше, чем прямиками, но в два-три раза дольше. Первый переход, да и всё ЧП, оказались чрезвычайно значительными. Сначала обнаружил признаки недавнего людского присутствия. Наследили у воды - топтались. Много окурков. А вот и характерный след в гальке клином - лодка приставала. Кто-то приехал или уехал? Поднялося на яр. Следы из тайги. Дошёл до подножия (плато) крутой сопки - за лесом вздымается стеной. На взгорке - четырёхместная палатка. Новая. В ней полнейший бедлам. Манатки разбросаны, постель - спальники, одежда. Настолько торопились - даже оружие не прибрали. На спальник брошены два карабина СКС и мелкокалиберная винтовка. Оленеводы. Вышли из тайги в село, скорее за продуктами, заодно и "красиво" отдохнуть. Видно по следам, сюда их привезли на оленях и вернулись на основную люкчу-стоянку где-то на кормовом месте. Из провизии обнаружил рожки и пакет муки. Хило! Привал обеденный! Суп с тушёнкой и рожками. Нормально поесть и в путь.

 

                                                                    ***

    После обеда, расслабившись в безопасности, Артём устроился вздремнуть на шкуре. Неудобство под боком. Сунул руку под шкуру и вытащил толстенную книгу. Красная обложка потемнела. К книге подшиты дратвой ещё три общих тетради. Начал читать. Забыл про сон. Запоем читал (тексты и заметки на русском языке) дотемна и весь следующий день, делая уточняющие пометки на полях по событиям ему хорошо известным. К вечеру закончил чтение и сразу же отправился в путь...

    Артём понимал, что Анна страшнее любого браконьера или бандита-рэкетира Средней Долины. Против неё нет защиты. Непонятно как, по каким извилинам таёжного сообщества, те, кому было что опасаться, узнали: егерь проштудировал "Красную книжку" и теперь владел "Картиной мира" Средней Долины. Последний владелец был настолько напуган, что немедленно сжёг вексь толмуд. Однако, скоро как-то узнали, что существует у кого-то версия книги более изобличающая тайную жизнь Средней Долины...
Скорее всего, Артём всегда исходил из худшего, до неё дошла его версия, что именно Казаниха устроила "полёты со скалы" трём убицам её мужа, построенной на некоторых намёках "Красной книжки". Были и прямые записи, касающиеся Анны и Казановы: "...Да фигня всё, всё, всё. Казанова для Крошки просто донор. А так узнал! Как, думаю, он её трахает, такую огромную. Залез я на поленицу и через окно гляжу поверх занавески. Три вечера впустую. А на четвёртый... Она на стол одеяло постелила, уложила муженька, сама подсела на стул, ноги его на плечи и... до без сознания, поди... Потом унесла к печке, уложила на кроватку. У неё отдельно большая... Я и на свадьбе у них был. Дурацкая свадьба!"

     "Это как дурацкая?" 

 

                                                                  ***

    Запись об информаторе: "По завершению сенокоса, рьяно "обмыли" три зарода и с десяток копён. Брага была крепкой. Пьяными поехали в село. Кульбертинов якобы начал буянить в лодке. Бригадир Бородкин схватил его за воротник и швырнул в воду охладиться. Парень раз и на дно. Вода большая. Подождали: вынырнет. Не вынырнул..."

    Запись: " Кульбертинов, оказывается, знал Казанову и раньше. На сборном пункте, под Читой, познакомились. Казанова из Борзи. Ребята-призывники, от нечего делать, в ожидании "покупателей", порассказали всё о коротеньких жизнях, и своих, и друг друга. Казанова - объект насмешек. Предки его, конечно, были серьёзными хозяйственниками. Раскулачили. Выкарабкались. Держали скот, овец, коз, свиней, кур, гусей, десять коней. Но хрущёвские налоги вдарили! Оставили одну корову и пару свинок. Казанова служил где-то на Дальнем Востоке. На "северах" Забайкалья оказался случайно, как всегда, из-за собственной странности... "

    Запись: "Так вот, - закусив солёным маслёнком и отварной картошкой, рассказал Кульбертинов, что и было зафиксировано в "Красной книжке", - всё у него выходит в нелады, не впрок, убого и болезненно. Смотришь на него и балдеешь. Это со стороны. Для него, чтобы не происходило, вроде как не с ним. Со всеми хохочет. Не принимает за беду. Свадьбу "Крошки" и "Казановы" делали "комсомольскую", без водки и вина. Перепились до ужаса. Началась такая драка - целое побоище. В драке отличилась невеста. Нескольким мужикам фингалы привесила. Казанова, видя, дело становится горячим, спрятался под стол, захватив бутылку водки и кусок отварного мяса. Попивал себе в удовольствие, пока стол не рухнул. Придавил жениха в лежачем положении. Благополучно заснул до утра. Жениха хватились. Начались тщательные поиски. Искали с рвением. Райповские тётки сказали, пока жениха не найдёте - продолжения не будет и никто "чаю" не получит. Казанова выполз из-под столешницы, размялся. Спросил какого-то мужика: "Люди-то где?" "Кто где... Придурка ищут. Другие на кухне. Опохмеляются своей водкой. Пока идиота не найдём - пьянки не будет. Невеста, эвон, ревёт". Казанова весело выругался: "Эдрит твою мать-то! Кого это ищут? Не меня же!" Казанова присоединился к похмельному кухонному застолью. Выслушал всех внимательно. Поиски длились с шести утра. Уже девять. Мужики собрались пройти по берегу. Вдруг пьяный жених решил в райцентр зачем-нибудь. Идиот же! Напрямую пошёл по льду и утонул. В ноябре лёд местами опасен. Казанова надел чью-то телогрейку, шапку и обратил на себя внимание: "Ну, кого искать будем?!". Все уставились на новенького, мучительно соображая: где это они его видели и почему так важно узнать, кто он. И вдруг кто-то крикнул: "Жених! Вот он!" Три дня гуляли..."

 

                                                               ***

    После освобождения из СИЗО, Старосельцнва оставалась в статусе подозреваемой в крупных хищениях. ОБХСС (Отдел по борьбе с хищениями социалистической собственности" - так, по привычке, продолжали называть "Отдел по борьбе с экономическими преступленями..." теперь изучала всё, связанное с Телегиной, покончившей с жизнью. Анна говорила Казанове: "Если снова загребут, я вены себе выгрызу, а в СИЗО больше себе не позволю". Следствие следствием, а жить как-то надо. Председательша отправила несуразную парочку в самое отдалённое село: её продавцом, а Казанову - сторожем-истопником. Сначала они поселились в небольшой избушке, на краю прибрежного склона. Это - "тёплый склад" для консервированной в стеклянной таре продукции. Здесь же хранилась водка и вино - в отдельном закутке. Для огромной Казанихи избушка как конура. Всё время приходилось пригибаться - голова иначе упиралась в потолок. Казаниха жила в ужасе, ожидая окончания следствия. Подолгу не могла заснуть. Сидела на стуле посреди комнатки неподвижно, напряжённо вслушиваясь в пространство час, два... пока не начинала "вырубаться". Тогда ложилась и забывалась тяжёлым сном.

    Казанова погиб, когда они переселились в двухквартирный дом в верхней части села, на скале (сорок-сорок пять метров до каменистього берега Реки). Дома Казанове пить водку не разрешалось. Но он раз-два в месяц мог взять две бутылки водки и сходить к кому-нибудь в гости. Вот из таких гостей заявился поздно ночью, тихонько разулся и в одежде улёгся на кроватке у печи. Утром Анна обнаружила мужа мёртвым. На нём живого места не было. Всё тело в синяках, рёбра сломаны, сломана переносица и челюсть. Подозрение пало на Казаниху. Но милиционер, всё время подвыпивший, выяснил, что он посидел у Бориса Невского и ушёл цел и невредим. Анна знала Бориса хорошо, ещё по жизни его в райцентре и сразу исключила из подозреваемых. Казанову в улице подняла молодая парочка и довела до дома. Он им сказал, что какая-то женщина на нём скакала и пинала. А мужики били кулаками... Он пытался говорить всё время, но понять было невозможно... Казаниха грешила, до встречи с Портнягиным, на братьев Верховенских - задир и драчунов.

 

                                                               ***

    Запись: "Один за одним погибли три человека. Вернее, одна сразу, Алинка, умерла, до Читы не довезли. Двое, Борис Невский и Анатолий Чеботарёв, ещё промучились. Первый два года, а второй - год. Все трое упали со скалы в одном и том же месте, пьяными, там, где тропа, ею пользовались все пьяницы, чтобы не светиться по пути к "ночным торгашам самогона и палёной водки"; Казаниха, как известно, тоже вела для избранных ночную торговлю. И резко прекратила после тех "несчастных" случаев. Борис Невский, его увезли в Читу, в село не вернулся - ходить не мог. Приезжали дочь с зятем, пораспродали его вещи, что-то увезли. Анатолий физически вроде выправился. Но черепно-мозговая травма дала о себе знать. Нет-нет, да и появлялся в селе, посещал кого-нибудь, серьёзно объясняя, что по важному делу. Надо срочно найти Анатолия Чеботарёва. Было видно, что он даже не подозревает, что ищет самого себя. А чуть смеркалось, его начинало трясти от страха. Просил проводить до дома, бормоча: "Я Казаниху боюсь. И вы бойтесь, бойтесь! Увидите Тольку Чеботарёва, скажите, его Казаниха караулит..."

    Казаниха спросила:

    - Ну, что, егерь, ждать тебя? Что-нибуль сготовлю.

    - Прощай, Анна Алексеевна. Больше не увидимся.

    - Знамо дело. Оттуда ты точно уже не вернёшься. Многие рады будут. Менты, которые сегодня нас ограбили, это про тебя говорили, оказывается. Что тебя там, внизу, потихоньку сделают. А их от слежки за тобой освободили. Вот и загуляли, что руки марать не пришлось. Беги, егерь, пока жив. Выброси из головы всякие догадки, забудь, и беги. Сходи наверх, купи продуктишек и на трассу. Даст Бог, выживешь...

    - Так и будет. Но сначала надо дело закончить...

    - Как знаешь...

 

                                                                      ***

    Запись: "Егерь - очень странный мужик. После техникума работал в разных таёжных местах. О прошлом ничего! Родился где-то на Оби. Родители вроде как есть. Но он ни разу к ним не ездил. Отпуска и те проводил на сплавах и горных походах (проводником). Как-то друзей сетей лишил. Пошли толпой к нему на разговор. Сказали: в кабинете бумагами занят. Стучим. Тишина. Заходим. Нету! Сети на полу кучей. Расселись ждать. Ждём, ждём. Женщина какая-то заглянула: "Василич где? Да тут он должен быть. Не выходил. Значит, вас увидел и в окно. Сейчас уж где-нибудь в лесу со своими букашками и птичками". Сюда он приехал, ещё колхозы были. Председатель, его бывший начальник, так поступал. Видимо, хороший приёмчик. В колхозе он до осени проработал и в армитю. Человек десять с района с ним служили. Рассказывали, "старики" и сержанты им помыкали. Из туалета не вылезал - мыл, чистил. Не взлюбил его комвзвода. Не любят такие грамотные замечания. Ну, а сержанты рады стараться. Потом всё поменялось. Из дизбата, с Русского острова, вернулся парень. Дослуживать. Боксёр! Он сразу Поздняева выделил. Удивился! - вот это руки! Силища! Я тобой займусь. Позже ещё двух ребят нашёл - с батареи. Командир части разрешил секцию бокса организовать... Я с ним познакомился в Могоче. Пересеклись в аэропорту. Я из Чечни, из командировки, возвращался. А он ездил в Читу получать боеприпасы для охотников. Он в прямиках заблудился - к самолёту опаздывал. Я на нём прилетел. Около кочегарки, где заправка, прижучили отморозки. Их ведь тьма таилось! Как только бардак-перестройку затеяли, они и повыскакивали . Оказалось, в каждом из нас рвач сидит и недочеловек! Куртка им Поздняева понравилась. А у него рюкзак с патронами. Егерь и убежал бы, да ограду не перескочишь. Бандюги, четыре лба, буром. Он рюкзак на землю и давай их понужать. Двое в реанимацию. Я как раз подъехал в отдел по делам. В отделении двух допрашивали. Рожи будто в мясорубке побывали. Только и запомнили куртку. Я Поздняева у самолёта видел в такой куртке. А один всё тряс головой, приговаривая: он бьёт как кувалдой..."

 

                                                                      5.

    Сотни уток подле берега от явления человека взлетели и бухнулись в дальний угол озера. По середине большущие стаи морских уток.

    Перед снегопадом потянутся косяки журавлей, лебедей и гусей. Эти птицы "приносят на хвостах" снег и переломные дни на зиму.

    До глади озера непроходимая тёмно-зелёная полоса травянисто-мохового покрова. Сплотился над жижей переплетением стеблей на отмерших останках растений-предтечей-хвощей, камыша, осоки, пушицы и др.

    Птицы скапливаются здесь перед окончательным отлётом. Другие пролётом, остаются на днёвку или ночёвку в полной безопасности. Охотники здесь не уткуют. Озера здоровенные. А вокруг топь. Справа бурелом. Из-за таяния вечной мерзлоты от старых лесосек деревья потеряли опору-твердь. Возле хаоса валёжника (обман для незнающего) - торфяные выгора давнишние. Попал на яму - смерть. Коричневая щель среди кочек по чавкающей грязи болота тоже обманка. Выбита по мёрзлому изюбрями весной на кормовые травянистые места, когда вода лишь полметра покрывает мерзлую топь. Опасный участок болота тянется до песчаного яра северного берега Круглого озера.

 

                                                                ***

    Взобравшись на песчаный склон, Артём замер на миг, присматриваясь. Бор карабельных сосен островом на бугре. Дерева чётко отображались на неподвижной глади озера. По лохматым кронам плывут в чёрном зеркале бело-серые облака. За сосняком тенистое разнолесье на сырой мари - пойме студёного горного ключа. Отсюда уже недалеко первая терраса - начало сухого подъёма в хребет. Смутно доносится говорливый шум потока с далёкой высоты. То притихнет, то нахлынет.

    Здесь резкая границы контраста пути. Атрибут древней культуры сосуществования кочевников, в том числе "затаской" - кочёвка пеших тунгусов. После преодоления трудностей, часто опасных, а также на водоразделах - сакральная территория - "Чичевки". От "Чичэвэ-ми" - "кропить, брызгать ценное и вкусное, белое в жертву Духам Места.

    "Обо" - граница породных территорий иноязычных, инокультурных коренных народов. Точка пересечения границы на чужую землю - "Буркан" (Бурхан), общепринятое среди сибирских кочевников, как "божественное место", где надо обязательно остановиться и поднести Духам приношение. В прежние времена Буркан не был условностью. Кочевники должны были либо нак лабазе, либо подвесить на определённое дерево или шестах-треножником провизию, одежду, предметы боевого или охотничьего назначения, как ДАНЬ, плата хозяевам земли за проход, а также Духам их предков. Всё, связанное с данными действиями, по-тунгусски: "Чичэвки". Кроме обозначенного, внутри племени, рода, семьи это и сам обряд, и место обращения к Духам (вне саманского камлания) перед охотой, сложным кочевьем или переправой через водные препятствия. К примеру, недалеко от Нижнеангарска (Бурятия), перед переходом по льду на остров Ярки ( от "Яркэ" - утоптанная скотом и людьми тропа). С острова через Верхнюю Ангару (Прорву) на материковый берег Священного моря. Название "Чичэвки" (архаичное "Чичэвэки") исходит от глагола "чичэвэ-ми". При словообразовании суффикс "-ми" (значения передвижения прямого действия) отпадает и присоединяется сукффикс "-ки", определяющий "имя места" (здесь: место языческого обряда).

 

                                                             ***

    У ключа, кое-где удаляясь на сотню-другую метров, тропа круто вверх по старому лесу. Поздняев обеспокоился: давно пора быть лабазу ороченов. Раньше тропа подводила прямо к нему. А теперь, из-за страха перед духом Ари (оживающая, как живая, являющийся дух женщины как бы во плоти, в поисках своего сердца), при жизни звавшаяся Аришей (именно от "Ари", а не от имени Арина), эвенки протоптали обход, ближе к ключу. На зигзаге Артём остановился, согбенный ношей. И тут же обрадовался: рабочий день ("Затаска" на сегодня) закончен. В трёх метрах над землёй на сухих лиственницах строение "два на два". Стенки из брёвнышек. Крыша корьевая - из лиственничных пластов. "Нэлку". Тоже самое, что "нэку" - хранилище, склад на сваях. Если присоединён суффикс "-л", то уточнение: "весенний". Второе назначение - место обороны. Семья, в отсутствие охотника, могла спрятаться от опасности в период выхода медведей из берлог и гона в июне, при нападении врага...

    От лабаза сто шагов - Чичэвки. Встав на колено, освободился от груза. Плечи сильно нарезало ремнями, до боли, царапающей изнутри. Слева, в замшелых плитняках, пенясь, угрюмо клекотала ледяная вода. Эвенки часто видели на берегу девушку в задумчивости. Даже пытались с ней заговорить, настолько видение явное... Здесь мрачно и прохладно - за ключом отвесная стена сопки, большую часть дня закрывающая распадок от солнца.

    Артём достал поджаренный на рожне кусок мяса, хлеб, сахар, горсть пшена, с десяток конфет. Всё завернул в чистую тряпицу. Взошёл на крутую террасу. Огромный овальный валун тёмно-серый. Как будто проступает мудрое лицо. По легенде: Великий Амикун слепил сей валун из камней в напоминание: Он здесь был и сваял Знак, огладив его ладонями... На кустах и ветвях деревьев чуть-чуть колыхались разноцветные ленточки и тряпицы. Совершив самодеятельную молитву, сообщая, что отдаёт себя на Суд Божий, оставил подношение. Обратился с посторонней просьбой удачи и благополучия продавщице "Казанихи". Привязал ленточку ("помни меня") к веточке ольхи. Приметил у Камня почти свежие лепёшки. Кто-то недавно посещал Чичэвки.

    Спустился к лабазу. Ощущал: за ним пристально следят, изучают, догадываются. Приставив брёвнышко, с насечками-ступенями, поднялся к лабазу и заглянул вовнутрь. Старая, но пригодная оленья шкура. В изголовье свернутая изношенная телогрейка. Кто-то ночевал. "Так и будет!" - почудилось. Резко оглянулся, вскинув правую руку в защиту глаз. Филин ушастый, сверкнув ярко-оранжевыми глазами, серо-пепельной мгновенной тенью исчез за деревьями.

    Они меня приняли, подумал, и улетели, они мне не препятствуют!

    Он влез в избушку, развернул телогрейку. Отлично! Рукава целы, не изношены. Теперь лямки котомки, обмотанные ватными валиками, не будут врезаться в плечи и груз можно увеличить...

 

                                                               ***

    Груз: Мука - 50 кг. Сахар - 7 кг. Масло подсолнечное - 4 кг. Комбижир - 3 кг. Соль - 10 кг. Сода - 3 пачки. Пшено - 10 кг. Рис - 5 кг. Ведро картошки - 12 кг. Перловка - 10 кг. Конфеты-подушечки - 2 кг. Рожки - 8 кг. Отрубок троса на петли - 9 кг. Брезент - 6 кг. Овчина, материал на пошивку, заплаты, портянки, обрезки кожи - 4,5 кг. Аптечка - 1,5 кг. Пятнадцать капканов №1 - 3 кг.700 гр. Напильник, маленький рубанок (сохранился у пожарища под верстаком) - 0,5 кг. Три буханки хлеба- 3 кг. 15 банок сгущённого молока и 1 кг. сухого. Пачка сырых дрожжей. Дырявые резиновые сапоги. Две сковороды. Пачка - 10 шт. - парафиновых свечей. Меховые старые рукавицы. Шерстяная шапочка. Шапка-ушанка солдатская. Брезентовая "кровать". Три ичига. Спички - 20 коробков. Два столовых ножика. Штык-нож от "Славика". Кусок целлофана - 4 метра. Гвоздики и гвозди - 2 кг. Брюки рабочие. Брюки из шинельного сукна. Из сукна же осенняя и зимняя куртки. Кастрюля заводить тесто. Котелок для варева, трёхлитровый. Два походных котелочка. Цинковое ведро - 12 литровое. Ржавый топорик без топорища.  Топор. Лопата без черенка. Чашка, ложка, кружка, две консервные банки. Рыболовная сеть. Коробка: иголки, нитки, шило, кусок гудрона в целлофановом пакете, пачка хозяйственного мыла, бритвенный прибор, пачка лезвий, ножницы маленькие и ножницы портняжные. В брезентовой сумке чистая тельняшка отца, документы, деньги, непрочитанное письмо Степаниды.

 

                                                                     6.

    Переживания превращают осмысление в сумбур Бесконечные видения повторяются в разных вариациях. Сплошь намёки, якобы со скрытым смыслом. Значения, особенно непонятные и домысленные, мучают до обретения истинного смысла. Всё это сопутствия методичной и однообразной "Затаски".

    "Пешие тунгусы" именно так кочевали, затаскивая манатки по частям.

    К концу дня навалилась новая тяжесть вопреки сопротивлению. Старуха хитроглазая, пряча в узких веках усмешку или сострадание, а может, просто равнодушное желание вещать о болезненном для него, говорит и говорит:

    - Сначала половицы избы твоей. Как узнали, что арестовали. Повыдрали. Печь разобрали. Манатки ещё раньше все растащили. И так жалко было! Сколько ты труда вложил, денег... - И ему, идущему на Суд родичей мальчика, под мстительную пулю, и вправду стало жаль технику - снегоход "Буран" и "Вихрь" - лодочный мотор, мебель, диван-кровать, кресла, телевизор, радиоприёмник... - Торчала твоя изба сиротой на бугре, на краю скалы. А окна как чёрные глазницы зияли. Жутко. Встреча с прокурором была. Спросили, сколько тебе дадут. А он: за что? Нет за ним никакого преступления! Перепугались мародёры. Решили, видать, грабёж на пожар списать. В ту же ночь. Тёмная-тёмная ночь. Загорелся твой дом, - облегчённо вздохнула. - Что с народом?! Всегда с пожарами всем скопом старались. Бежать бы людишкам! Нервничать, кричать о помощи. Топоры тащить, багры, вёдра... Никого-о! Собаки одни истошничали на все лады...

    Артём, сгибаясь под тяжестью котомки, начал видеть. Посреди чёрной неподвижности мерцающие звуки греховно радующей души. Трещат в огне брёвна и доски. Красное, жёлтое, белое от яркого пламени отражённо вспыхивают в чёрных стёклах окон ближайших домов. Клоки огня, крупные искры веером пыхали в небо. Выстреливались головёшки - гасли с шипением в снегу. Резко трескался шифер. Артём даже чуял запах пронзительной гари, проникающий во все щели и закоулки.

    - Не все радовались, Артёмка, не все! Ведь не изба горела так-то. А остаток прошлого. Какой-никакой, а ты заслон гадам "на наш век хватит!" Чилчагиры из тайги приезжали. Спрашивали: вправду ты вернулся или болтают... Я у их мясо купила, оленину. Возьмёшь кусок на дорогу. Больно злые были чилчагиры. На тебя?

    - Нет, бабушка. Они на моей стороне. Дедушка-то ваш болел?

    - Старик наш умер в тот год, как тебя в кутузку спрятали. За тебя переживал.  Ты похож на его фронтового друга.

    - Какая у него фамилия. Как у вас, Абрамов?

    - Не-ет. Это я по мужу Абрамова. Он - Романов.

 

                                                                     ***

    Преодоление Перевала и путь до водораздельного, за ним отведённый участок, заняло девять дней. Серьёзные заморозки ночами, с инеем.

    Обустроив стоянку, выбрал удилище, настроил снасть. Речка здесь узка, последний перекат выше (по нему перебираться на тот берег). Рыба в ямах под перекатом должна держаться до холодов. Артём осторожно подошёл к воде и плавно, из-за куста стланика опустил наживку - кусочек целлофана - к поверхности. "Бабочка" ещё и воды не коснулась, как из глубины ямы метнулась тёмная тень. Подсек! И на земле забился здоровенный хариус. Добыв несколько рыбин, приготовил обед. План изменился. Если поймать рыбы, то с провизией проблем не будет. С утра следующего дня почти пять часов ушло на ловлю хариуса. Чуть ниже стоянки - огромная яма, где скопилась перед ходом рыба - хариусы и ленки. После удачной рыбалки, груз увеличился килограммов на сорок (две ходки). Можно было бы ещё рыбачить - осенний клёв-жировка сильный, но пора следовать дальше. Рыбу засолил в мешке, обрезав головы и хвосты - лишний вес. Передохнув, весь груз сначала на тот берег и далее до тропы. Подножием сопок до взъёма перевальчика. Метров двести и, наконец-то, охотничий участок.

    Видимая обширная территория не охотничья. Незнающий: о, сколько озёр! Увы, это мёртвые майны древних золотых разработок. Водоёмы всегда пусты. Ни утки, ни рыбёшки, ни жуков, ни паучков. Мёртвая вода. А вокруг сплошь болотистые, скудные моховые мари, переходящие в широкие жёлто-серые плешины. Продолговатые кучи голышей - отработки. Ближние к прибрежному лесу, за сто двадцать лет, скудно поросли местами клоками жёсткой травы, у подножий - хилыми ивами. Основная гибельность в липких взвесях, тоннами хранящихся в майнах. Ежегодные наводнения выхватывают из них липкость, уносят, засоряя тайгу, расширяя "мёртвую зону". Более двухсот лет назад здесь суетилось до трёх тысяч человек. И что?! Прожрали, пропили, кого-то обогатили (несколько человек из тысяч).

 

                                                               ***

    Зимовье Артём нашёл не сразу. Два человека рассказывали, где искать. А оно хитро поставлено: с речки не видать - поодаль от берега. Оба подсказали по-разному, приблизительно, похоже сами узнали из чьих-то уст. Надо ещё понимать, что и тайга всё время меняется. Более того, со времён золотодобычи, набито полно троп и дорог. Дважды Артём выходил к берегу по вроде бы торной тропе и вездеходной дороге - впустую. Поразмыслив, зацепился за очевидную примету, если бы сам выбирал место. Зимовье обязательно ниже устья ключа. Издали ключ определяется полосой взрослого леса. Извилистые лесополосы хорошо видны. "Прицелился" на самый мощный лес. Помучился с час по болоту. Вышел на торную тропу от озера к речке. Полчаса ходьбы... и вот она!

    Избушка, всё-таки Кайгородовы здесь не были давненько, требовала ремонта. Главное, печурка в хорошем состоянии. И люди посторонние здесь всё-таки бывали, и не раз. Поздняев заделал изнутри окно, потом снаружи отрезками целлофана. Между делом разжёг костёр, навесил чайник согреть воду. Очистил загаженный подоконник и широкую полку над окном. Отскрёб острым камнем, тщательно промыл. Оторвал выцветшую, замызганную клеенку. Смачивая доски стола горячей водой, соскоблил въевшуюся грязь до серо-жёлтой чистоты. Разнообразя монотонность, сходил по берегу до лиственничной чащи, срубил с десяток листвянок на жерди, стаскал к будущему лабазу. Собрал в мешок банки, мусор, бумажки, полусгнившие тряпки, клеенку, утащил к выкопанной яме поодаль зимовья. По ходу сходил за мхом - затыкивать пазы...

    Пришло время разжечь печурку - "дым пустить", объявив далеко окрест: тут человек.

 

                                                                 7.

     Чернотроп. В омут разноцветные листья и хвою натаскивает сверху из сотен ключей и речушек. В небесах ни облачка. Мучила унылость. Тревожно отзванивало спозаранку морозцем, порождающим неверные забереги. Схваченная ночным холодком земля бумчала под ногами. В один из таких дней конца октября - пространство до окоёма горбатых вершин хребтов оглохло. Туго давила на мозг обессиливающим и болезненным. Обычно надо делать "выходной", отлежаться, заняться починкой и настройкой тех же капканов. Не выходить на путики велик соблазн, но ведь обязательно надо проверить петли. Попадёт кабарга - испортится (тепло). Надо идти. Вышел позже обычного, в десять. Где-то далеко-далеко нгакали гуси. Небо чистое, глубокое. Грустно и тревожно. Артём свернул с основного путика. Взобрался на крутую сопочку. Густая чаща осин, березок, сосенок меж огромных лиственниц, величественно неподвижных. Не спеша, с робким шорохом, осыпается хвоя; на земле слой ярко-жёлтой мягкости. Поднявшись до звериной тропки, замер, впав в недоумение. И в миг (А-а!) неожиданно увидел желанную добычу. В петлю попалась кабарга-самец! - струйник. Мясо. И деньги приличные за мускусную железу. Хотел снести кабаргу вниз и там ободрать. Но остерёгся. Насторожил звук. Как будто кто-то кашлянул. ПРоздняев немедленно залёг, затаившись. Теперь уже явно: говор людей внизу... Девять человек столпились у места, где Аотём поднялся. Один, знающий, присел на корточки, рассматривая след. Артём лежал за валёжиной в двадцати метрах. Люди сняли с плеч тяжеленные рюкзаки. Расселись по камням, курили, тихо переговаривались.

    - Может, - заговорил похоже главный, - найдём логово и пришибём.

    Проводник:

    - Ага! Он на болотах троих "профи" сгубил. Чем ты его остановишь? Ты себя-то кое-как тащишь! Пришибём! Многие его пришибали. Да мы только ещё подумаем, а он уже знает, кто и что, и как на тот свет отправить. Он здесь дома, а мы в гостях. Скорее всего, он за нами давно уже следит. Нет уж, пусть Славик сам его кончит. Пообещал на куски порезать! Всё, это не разговор. Надо спешить. Нам за месяц  кило металла добыть...

    Подошли ещё трое. Разговор стал нервно громким. Проводник, тыкая в светло-голубое небо, торопил. Нехотя, видно порядочно устали, мужики поднялись. Помогли друг другу обремениться ношами...

    Через час, управившись с добычей, Артём проследил ходоков. Свернули вправо на пологий перевальчик - прямик на путь к бывшему прииску Актак.

    Зашёл проверить капкан. И здесь удача: попался соболь.

 

                                                               ***

    Напряжение усилилось к ночи. Погода ясная. Вечерние звёзды замерцали крупными светочами над далёкими гольцами предгорий Удокана. Спустя час, вышел забросить на зимовье тушку соболя. И оглох! Мягкая чёрная тишина. Ни звёздочки! Непроглядная ночь. Низко над Эндэгитом невидимая стая гусей. Два или три старых гуся тревожно перекликались, удерживая над речкой стаю нужным строем.

    Артём теперь знал "мёртвую тишину" тюремной камеры, когда двух сокамерников, бывших милиционеров, одновременно уводили на допрос. Вселенское одиночество крепко-крепко впилось. Тьма как будто зашевелилась. Нащупав ручку, открыл дверь. В полосе света редкие, крупные белые "мухи" плавно опускались к чёрной земле. Гуси снег на хвосте притащили! Артём поднял горячее лицо. Снежинки прохладно ласкали.

    Первый снег!

    Вернулся в тепло. Полчаса првозился с обработкой шкурки. Когда в очередной раз открыл дверь "выкинуть" лишнее тепло, снег валил сплошной стеной, завораживая скольжением. Не пройдёт и часа, как вода потащит снежницу!

    Приготовил факел. Зажёг ещё одну свечу - в окошко какой-никакой свет падает на тропинку спуска к реке. Захватил крюк на метровой палке. На берегу, не без труда, запалил берёстовый факел. Отыскал доску - на ней чистил рыбу. Соориентировавшись от доски, с первого раза подцепил крюком за бечеву. Отбросил догорающий факелок - сердито зашипел. Осторожно подтянув сеть (уже начала забиваться снегом), отвязал от продолговатого камня. Выбирая обе бечёвки, чтобы не повредить самолов, вытащил. Попалось шесть ленков и один крупный хариус.

 

                                                          ***

    До конца ноября обильно снег падал трижды, не считая порош. Установился ослепительно белый, казалось, неподвижный навсегда мир, пробуждая древние чувства выживания при оледенениях. Однако покой рухнул - разыгралась наконец-то вьюга, разрушая охотничью неприятность "кухту" - налипший на ветвях, с неопавшей хвоей и листвою, снег. Падая здоровенными лепёхами, непотребство попадает за шиворот. Артём пришил к шапочке кусок брезента, закрывающий шею, плечи и часть спины. Иначе невозможно работать.

    От сильного ветра избушка подрагивала. При буране охоты нет - дневать. Тугие порывы взвизгивали, завывая в трубе. Пространство за стенами ныло на разные голоса в сплошном гомоне! Будто битва гигантов. В горах мощное сплошное гудение, угрожающее, беспощадное... Несколько раз дверь приоткрывалась - врывался мощный шум леса. Артём закрыл дверь на крючок. Подбросил несколько полешек в печурку. Сумрачно, тепло, покой душевный и никакого предчувствия беды. Распространился вкусный запах жареного - еда готова. Охотник поставил сковороду на доску-подставку... И его словно отбросило роковым ударом. Бах! И крючок отскочил из петли. На мгновение, как будто отодвигая возмездие, успел попенять на бурю. И в распахнутую дверь ворвался вселенский рёв, шум, треск. В проёме литая грозная фигура бородатого Степана Ильича Кайгородова, снимающего винтовку через голову.

    - Погоди, дядя Стёпа, я тельняшку отцовскую надену. Хочу в ней уйти.

    У мужика рот чёрной дырой от удтвления разинулся в сивой бороде. И вдруг до него дошло!

    - Ты что?! Рехнулся? На кой хрен мне тебя убивать?! - Аккуратно поставил винтовку снаружи, прислонив к углу. Вошёл, казалось, заняв всё жильё. Пальцами выправил разогнувшийся крючок и плотно закрыл дверь. - Ну и ветрила! На буграх чуть с ног не сшибат! - Скинул понягу, разделся, не обращая внимания на помертвевшего Артёма, оббил палкой снег с куртки-шинели, с унтов-амчур, морща здоровенный лоб, соображая происходящее. Обтёр тщательно здоровенным платком бороду и усы, засунул в карман. - Надо бороду снимать. После бурана холода придут - обмерзать будет... Ну, здорово, охотничек!

 

                                                                   ***

    - Пока пуржит, думаю, проведую мужиков. Да и время поджало. Пора действолвать. Часы пошли. Информация достоверная. А! Обед у тебя готов.Давай, угощай, да поговорим. Разговор короткий, но серьёзный. У меня такого серьёзного никогда не было. А у тебя и подавно. Засиживаться не буду. Побегу вниз, по Эндэгиту, до абрамовских. Тоже сяс сидят по зимовьям. Спинуют! Инако их не застать. Злые до охоты. А край нужны. Каборжатина?

    Артём кивнул.

    - Хорошо. Диетическое мясо. - Достал из поняги фляжку. - На-ка, дёрни итальянского ликёра. Я-то воздержусь до Абрамова. У него и заночую. - Он набулькал в кружку. - Мишку моего помянем... Придумал же ты! Ну, да внушить кажному чо хошь можно. А людишки наши и рады стараться! Давай, глотни до дна, поедим, да. - Он чокнулся фляжкой в кружку Артёма, чуть приложился к горлышку - глоточек, и закрутил пробку. - Вместительна. Больше литра влазит.

    Поздняев энергично глотнул "ликёру" и чуть не задохнулся. Ловил ртом воздух. Схватил деревянную ложку, загрёб мясо.

    - Ха! В ликёрчик-то мы "рояля" бабахнули американского. Для веселья! Пей ещё. Смотри-ка, ложки каки славные вырезал. Молодец! Так что, парень, мы на третий день знали, что ты ни при чём. И моего сына не убивал. И менты знали. Мишку убили из самострела - самодельного пистолета. Пулька - половинка мелкашечной. Они, бандиты, пацанов подсадили на дурь. За долги двинули пострелять в твою сторону, лишь бы ответил. И засудить. Свидетелей хошь отбавляй. Мишку принесли в жертву. Не его хотели, но так получилось.

    Степан Ильич замолчал, переживая нахлынувшую горечь.

 

                                                                      ***

    - Всё в их руках! Так развернулись, что диву даёшься. Зло - организованная сила. Сэлэк, со всеми ключами, полностью их территория. Нижнюю Моклу вычерпали - бросили.

 Всё подчистую брали - пустошь там! Сейчас леса вырубают. На золоте хищничают. И всё это наши советские люди! И к нам заявились. Они не токо нам заработок обрубили. Они столько зверя бьют. За ороченов взялись - оленей их добывают. Прошлогодь на трёх "Камазах". Битком туши оленьи! Заславский, "Славик"-то, малый предприниматель! Всем заправляет. А вроде как за спрпаведливость воевал, за что и сослали. Бандит бандитом! Дорвался! Оне тут, в брошенном посёлке, кооператив сделали по сбору дикоросов и охотпромыслу - "Светлый путь"! Тьфу! Протрясли огороды. Мак выращивают, коноплю, ещё каку-то гадость. Коноплю и на склонах полно развели. Бандиты со всех весей и сторон. Каких только нету! Косых, горбатых, одноногих и одноруких. Все работают. По тайге лазят везде. Обычные законы не соблюдают. Тебе хорошо - Мёртвая марь отгораживает. А нас? Я уж замучался их капаканы сдёргивать. Ночами не сплю. Браты зубами скрипят от ненависти. А как быть - не знам. За всем Заславский! Но он здесь под "Хозяином". Но и он пешка под "московскими боярами". Ты живой им не нужен. Обнаглели. Гуманитаркой торгуют, и роялем, и ликёром, и спиртом, и дурью. Мы сами следствие навели. Убил пацан Кравцов, племянник Абрамовский. Хотели его в милицию сдать. Да "заславцы" к рыбам отправили на корм. Я месяца три как узнал, что до сих пор сидишь. Был в райцентре. Ходил к твоему следователю. Показания мои записал по Кравцову и по тебе. Мужик толковый, честный мент. Сказал, что и сам удивляется. И всяко-разно должны отпустить. Освобождение давным-давно сформулировали так, что ты осуществлял самооборону, при должности. Толком не знаю. Честно меня напутствовал: смирись! Большие дяди в интересах! Против них закон не работает... Как уж мы Мишку берегли. Единственный парень во всем семействе. Дурни, б....! Ничего тяжёлого не давали делать. А надо было с детства запрячь, как всех нас. С утра до вечера пахали! И жизни радовались! - Помолчал, стукая ложкой, поедал мясо, запивая кипячёной водой из чашки ( заварки у Поздняева не было).

 

                                                                ***

    - Ладно. О деле. Они на таликах пятнадцать тонн хариуса взяли. Проводник, хоть и продажная сволочь, к нам завернул, ушёл в село, к Заславскому. Прямиками приведёт. Дороги-то пробитой нет. Заславский будет здесь. Мы так поняли: "за травкой"! И камешками, золотом. Сам-то он редко рискует. Но тут дело "чести". Авторитет боится потерять. Лично с тобой расправиться хочет. И должен. Ты  троих, лучших боевиков, на болоте кончил и утопил в трясине. Приедут на пяти снегоходах. Рыбу вывезут с километр вниз, где теснина кончается, на косу. Там вертолёт сядет. Несколько рейсов откупили. Заславский хочет слетать на БАМ по делам. Но сначала порешать с тобой, чтобы с радостью в зарубежный дом, в Мокаву, или как там, смотаться, Новый год праздновать. Надо, егерь, тебе с этой бедой кончать! А мы поможем... Но втихоря. Как бы знать не знаем! Бандитская разборка. Сделаем засаду. У тебя самозащита...

    - Да. У меня теперь одно очень важное дело. Я, кажется, маму обидел. В шестнадцать лет ушёл из дома. Когда она подалась замуж. Страдал, думал, меня предала и отца. А оказалось... В этом я предатель. Может, простит? Двадцать лет прошло.

    - Мать простит. Не сомневайся. Это себя простить невозможно. А предательство да подлость с нами всегда в обнимку. Так и подначивает, подначивает. Попробуй-ка сбрось! За пятки прицепится. Ну? Ну, а ты-то её простил?

    - Конечно. Иногда что-то в душе нехорошее всплывает. Оправдание нахожу... Ладно. Дело опасное, но, видимо, правда, другого выхода нет. Надо защищаться!

    - Вот и ладно. Мы от хребта, там, в угрюме избушка давнишняя. Скараулить хорошо - уши только настороже держать. Они с гулом далёко слышны будут. А ты отсюда, где марь начинается, засаду сделай. Если они через нас пробьются, вдоль леса "побегут". Добьёшь! По сигналу уйдёшь в засаду. Дробовик тебе перед выходом доставим, двадцать патронов - пули и картеч. И маскхалат.

    - Всё понял. Работа с дикими животными кое-чему научила. А с оленеводами связывались?

    - Далеко. Километров сто отсюда. Мы с ними связи не имеем . Да и незвестно, что за люди. Дело для самых доверенных. На обратном пути, через два дня подъеду. Обговорим конкретно. Место для засады выберем вместе. У меня "Буран" у Абрамовских, на лодке завёз... Жди меня здесь, на охоту не ходи. Будь осторожен! Со "Светлого пути" могут скрасть... Ну и ветрила! Хорошо хошь попутный...

    Поздняев вернулся в избушку. Письмо!

    Перечитал его несколько раз. И долго бормотал бессвязную какую-то истину, спасительную и вечную, необъяснимую, для всех иных только звук рыданий и стонов, бессмысленных воклицаний и детского смеха...

 

                                                                   8.

    Резко остановившись у яра, Кайгородов почувствовал безжизненность. След к реке замело. У избушки - ни следа! Сбежал?! Вошёл. Стылость и мёртвая тишина. На нарах кучка капканов, петли, топорик, брезентовый мешочек с мелочами. На столе документ, заверенный в райцентре у нотариуса, что все предметы и вещи передаются в дар Степану Ильичу Кайгородову. И список: дом, снегоход "Буран", запчасти к нему, мотоцикл "Урал", мотор "Вихрь-30", запчасти к нему... и т.д. Всего сорок наименований...

    - Ну, задал мне, парень задачку. Ну да! Работа с дикими животными учит; спасайся бегством! Без тебя не справиться. Законность самозащиты к чёрту! - Степан Ильич вернулся к "Бурану". Поехал в обратном направлении, внимательно всматриваясь в правый берег. Где-то егерь должен выбраться на берег. И точно. Взобрался удостовериться. Через чащу лыжный след канавой - нарточку за собой тащит. На станцию к лавинщикам рванул. Умно! - Что ж, прощай, егерь!

    Базовое зимовье Кайгородовых, по сути, жилой трёхкомнатный дом, с капитальными простенками. Две комнаты под складом и мастерской; третья - жилая. В мастерской всё приспособлено для выделки шкур крупных зверей. В жилой - хорошая киропичная печь, с духовкой. Выпекается прекрасный хлеб, сразу на неделю. Со стороны обогревателя - комнатка Степана Ильича. Поодаль широченные нары на пять человек, укрытые звериными шкурами. Избу Кайгородовы разобрали лет десять назад на прииске Актак, где сейчас "Светлый путь". Сплавили плотом в большую воду, планируя поставить базовое зимовье в нескольких километрах ниже избушки, где зимовал Поздняев. Но не справились с рекой и плотом. Стремительно затащило в устье "поджатого" ключа метров на двести "обратным" течением. Пытались вытолкаться в основное русло - бесполезно. Привязали плот. Степан Ильич постановил спуститься братьям в село и вернуться на нескольких лодках. И моторной тягой вытянуть плот в Эндэгит. Тем временем, пока братья отсутствовали, Кайгородов обследловал Место. И когда братья и зятья подъехали, заявил: "Будем здесь ставить! Лучшего места не надо!"

 

                                                                 ***

    Охотников Абрамовых не застал. Пытался догнать. Время потерял, бензин сжёг - на "Буране" в скалы не полезешь. Ночью доехал до базового зимовья. Братья ждали в нервном напряжении - время быть в засаде.

    - Егерь сбежал! - сходу. - Но отменить не получилось. Мужики в горах. А сейчас чай пить и спать! Ухайдакался. Утром решим. - Кайгородов проснулся, будто и не спал вовсе. Серые сумерки. У печки на скамеечке младший брат.

    - А что егерь? Его ведь можно догнать?

    - Не дури. Он уже у лавинщиков, свидетелями запасся. Ввёл их в курс дела. И появись кто - вызовут вертолёт. Да ещё и отстреливаться начнут. Потом потолкуем. А пока, Аркань, заправь мой "Буран". Побегу перехватывать Абрамовых. А егерю, если встречу когда, спсибо скажу, что оберёг. Сами-то не смогли бы уже остановиться!

    Братья начали вылезать из спальников.

    - А нам что?

    - Ждите меня. А завтра по работам! Надо все ловушки перетряхивать. Забросало бурей. Игорь, тебе надо в село? Надо... Сразу, как со своими делами справишься, начнёшь серьёзное. Вот дарственная егеря. Займёшься восстановлением. Всё собрать! Чтобы впредь никому не повадно было! Подключи молодёжь. На Новогодние подъедим - я поговорю с Курвой. Он мой должник - пусть поделится информацией по мародёрам.

    - Да я "Бураны" уже заправил. Нарту подцепить?

    - Обязательно. Мужиков сюда привезу.

 

                                                                 ***

    Из озера в озеро, чтобы меньше биться по кочкам, Кайгородов за час "долетел" до начала Перевала. По пути дважды пересёк оленьи переходы. Видать, бандюги гоняли! Но на втором следе заметил рядом с бороздой-канавой на снегу глубокие полоски. Да это же посохом-тыевуном почиркали. Орочены! Или чилчагиры?

    Ветер опять усилился - позёмка.

    Через километр, на склоне сопочки, горели три "Бурана" и два снегохода "Рысь". Рядом чернели трупы. Степан Ильич съехал в озеро-яму, под защиту крутого обрывистого берега. Выключил мотор, матерясь на чём свет стоит. Била мелкая дрожь: влипли?! Как выскочить из-под обстрела?

    Наконец, на огромном склоне сопки, на террасе крутого подъёма в хребёт, показались две фигуры в маскхалатах. Быстро продвигались к узкому распадку - щели. Исчезли, как провалились. Минут через двадцать вышли внизу распадка и направились к Кайгородову. Завёл "Буран" и подъехал. Энергично махнул рукой: садитесь!

    - Там! Один! Вроде живой. Руку поднимал. Он в жёлтой дублёнке... Славик!

    - Садисчь, мать твою! Быстро! Пока по пуле не схватили!

 

                                                                      ***

    В зимовье многолюдно и возбуждённо. Поначалу никто ничего не мог понять. Когда выяснилось, что ни Абрамовы, ни Кайгородовы, ни егерь не причастны к побоищу, наступила вопросительная тишина.

    Вбежал Аркаша.

    - Стёп, кажется, прииск... Актак... "Светлый путь" горит. В нескольких местах. До неба в горах дымы.

    Уставились на Степана Ильича, сообразив, он знает, если только не сработал его план "Б".

    - Мне ничего не ведомо. Не сверлите. Наше дело малюсенькое. Сообщить в милицию, что видели... Дней этак через... А лучше когда спросят. Так-то! Ну, Аркаша, доставай ликёро-роялечную гадость! Край надо разрядиться. Травят нас мериканцы. А что делать?

    Все вдруг засуетились, стали рассаживаться у стола, кто как, ещё толком не понимая, что чудом проскользнули по ниточке над "пропастью". Но, уже избавившись от чёрного наваждения, бессознательно радовались простой великой жизни.

 

 

                                                            ЭПИЛОГ

    "Здравствуйте, уважаемый Артём Васильевич. Вы, наверное, не помните меня. Я - Степанида Карпушина. Это я рассказала вашей маме про лодку. А осенью, мне посоветовал учитель-математик Фёдор Макарович, пришла к Вам, чтобы Вы помогли мне. Но вас уже не было. Вы исчезли. В октябре ваша мама, Клара Ивыановна, вышла замуж. Но недолго их счастье длилось. Новый муж месяца через два начал тосковать по семье. А Кларе Ивановне надоел его бесконечный говор. Она мне жаловалась, что совсем его не знала. И привыкла: муж молчун, сын молчун. В доме всегда тихо. А "этот" говорит и говорит. Да всё одно-потому! Стал куда-то исчезать. Скоро узнала, что он ходит в семью. И там праздник, когда он приходит. Собрала его, посидели, поговорили и расстались. Я, после школы, работала в сельсовете, вышла замуж за Батова, вашего одноклассника. Через месяц он начал руки распускать. Я и сбежала к родителям. Они от стыда чуть "не сгорели". Выгнали меня из дома, чтобы шла к Батову. Да ни за что! Так я оказалась у вашей мамы. И мы начали искать вас по всему свету белому. И бесполезно. Узнали, когда подавали заявление в розыск, что в стране сотни тысяч пропавших без вести. Писали в разные мореходки - никакого результата. Однажды мама, это уже лет семь-восемь прошло, привела цыганку из табора, чтобы погадала. А у неё, оказывается, сын тоже пропал. Она погадала нам, сказала, что "идёте вы через тернии и жуткие испытания домой, живой, худой сильно, задумчивый. Люди плохие со всех сторон хотят убить, но ничего у них не выйдет. Лес его всегда будет спасать!" И пообещала, что попытается помочь найти по "цыганской почте". Несколько раз приходили какие-то цыганки за деньгами, мол, ищут, деньги надо. Посоветовались и решили, что пойдём до конца. Стали платить. Всё у нас вытянули. Сегодня утром прибежал цыганёнок. Перелез через забор и в окно стучит. Мы выбежали. А он и говорит, что они снимаются, покочуют на юга, пишите письмо сыну. Надыбали его на севере, не на цыганских путях, поэтому долго искали. За письмом в полдень зайдут. Мама вся расстроилась. А я вот тороплюсь написать. Комнатка ваша ждёт Вас. Там, мама говорит, всё так, как при вас, даже занавеска та.

    Приезжайте.

                                                                 Степанида".

 

 

 

 

 

 

----------------------------------------------------------------------------------------------------------------------------------------------------------------------------------------------------------------------------------------------