Глава восьмая
ПЕСНЬ ОСЕННЕГО ТРОСТНИКА
1.
До мари - закснеженнного кочкарника, с одинокими деревьями, с километр по твёрдому насту чащобой, вне тропы. Облепит выпавшим ночью снегом и одежда всяко-разно увлажнится. Ранний выход отодвинуть. Хиус на восходе сдует кухту с ветвей.
В зимовье тепло. Потёмки - стекло окна обмёрзло.
Сергей Матвеевич перед сборами заварил чай - "пропить". Собираться в протяжённый путь наисерьёзнейшее дело. Как минимум, три дня без зимовий, одна палаточка за Перевалом. Тщательность и аккуратность. В горах вес и в двести грамм в тягость. В особом пакете футболка, рубашка, полувер, вязаные носки.
Приборка в зимовье перед уходом: манатки по брезентовым сумам, развесил на гвозди в матице. Оружие - дробовик 32 калибра и боезапас в тайник - плоский потай под доской нар. Сверху кошму - кусок войлока. Постель (шкура сохатого, верблюжий спальник, ватное одеяло, подушка, вкладыши) в брезентовый мешок. Подвесил к потолку. Иначе мыши устроят гнёзда и заначки пропитания. Год голодный не только для грызунов. Каждую зиму последних лет так. Сплошные вырубки лесов, пожары, запредельное браконьерство. Копытное зверьё повыбили. Безумное рвачество с горбачёвских времён.
Сергей Матвеевич присел "на дорожку" на краюшек нар проверить напоследок: ничего не забыл и всё ли предусмотрел: на приход дрова приготовил, растопка, воду вылил, посуду, чайник, котлы перевернул, лампа заправлена соляркой на случай ночного возвращения...
- Ну, пора. Сегодня "добежать до вершины Перевала. Займёт не меньше десяти часов.
***
Зимовье - добротная избушка (материал привезли на вездеходе АТЛ). Строили сообща как первалочную для охотников дальних участков предгорий Удокана. С Удоканом, как саман, Сергей Матвеевич связан накрепко. Переводится: "Обитель Богини шаманов" (от "Удаган" - шаманка). По саманскому преданию, смысл понятен только им, Удаган: "...Она в трёх огромных котлах расплавляет камни. Они становятсчя жидкими и закипают. Тысячи лет варево булькало, выплёскивало жидкий огонь, дымилось, дылки-ми (взрывалось?)..."
Саманы (шаманы) обращались к Удаган как к Духу гор Бабанты (Бэбэнтэ) - Букидаев из села Холодная, Егор Маканчи из Куморы, Укэнг Анна с Витима, Бо Калтанай с Олёкмы и др. В своё время, Сергей Матвеевич, был "преправаждён" сильным шаманом Копакта в четырнадцатилетнем возрасте. Путь к Удаган опасный. Не все возвращались живыми. Но и с выжившим мало преодолеть путь, надо по возвращении доказать себе и миру (инициация) саманские возможности (вера в себя - управляемая важнейшая психическая (духовная) энергия человека-демиурга).
Удаган находится в Туруктакит, глубоко-глубоко в кромешной тьме. Сергей Матвеевич пробирался бесконечно, вдыхая горячий ядовитый воздух (настоящего самана он убить не может), пролезая по щелям из пещеры в пещеру... И через тысячи лет Она вдруг схватила его в охапку и вознесла на поверхность у ключа Дунд.
- Вот твоё Туру - шаманское дерево. Оно ведёт в Верхний мир. По нему, с дымом священного огня, ты будешь попадать на небо. Имя твоё среди саманов "Бо" (от "Боа") - "небесный", а среди Духов - Дунд.
Удаган, обитающая в "Туруктакит", покровительница саманов-кузнецов. "Туруктакит" - такое место, где "выковывается "шаманское дерево": "туру" - шаманское дерево + "-к" - суффикс имени места действия + второй корень "таки" - ковать + "-т" - суффикс, обозначающий действие на предмет.
***
Понягэ не как распространённая, когда к тщательно обработанной доске, кроме заплечных лямок, прикреплены за отверстия кожаные или верёвочные шнуры привязывать к доске поклажу. Волокита порядочная: достать необходимое - надо развязать, а потом всё увязать. Несколько раз в день, особенно, при установке капканов. Тунгусы-чилчагиры, в отличие от эвенков, просто-напросто пришивали жильными нитками мешок - "ИК" - к доске. Развязал горловину, достал, и опять прихватил тесёмкой - секунды "делов"!
Поднявшись от зимовья на коренной берег речки, встал на лыжи. Чащоба тонкоствольного лиственничника. Полчаса хода - и вот белым-белым распахнулось озеро. За ним, пройти по льду с киломер, начинается предгорье Хребта. Подниматься на террасу именно здесь - до и дальше скальная стена. По краю обрыва, на высоте метров триста, шесть километров и далее в крутой подъём в Хребет (1600 м.) Ширина Дырынды более 50 километров. А здесь меньше - километров тридцать.
Уже на льду озера, остановившись надеть подкладку из берёсты, на неё тёмные очки, обеспокился, не понимая причины. Замер. Звук! "Буран"?! Или самолёт? Звук исчез, обнадёжив. Не придётся преодолевать настрой на изнурительный путь. Но тут же резко гул! Приближался, пропадая время от времени. Понятно: водитель прижимается к "чара", избегая пустолёд, чтобы не провадиться. "Чара" называли реки, у коих на каждом изгибе обязательно песчаная или галечная коса, отмель. "Чар" - мель (на якутском "чаар") - мелководная река. В древности, например, река Чара (Чаар) в Забайкалье называлась Арбабира. В железном веке, в первом тысячелетии до нашей эры (Древний мир), якутское название вытеснило ("поднимаясь" от устья) древний тунгусский гидроним.
***
Хочешь не хочешь - возвращаться. Душевно и физически серьёзная неприятность!
Выбрал подходящую листвянку. Привязал понягу повыше.
Вернувшись, расколол лёд в чайник - вскипятить воду на чай. Принёс с лабаза кабароржье мясо.
Пора встречать неизвестного (кому проехать - заехали в ноябре). Не случилось ли чего?! Таёжник, укутанный в доху из оленей шкуры, в собачьих унтах, меховая огромная шапка. В куржаке - не узнать.
- Мэндэ, - рахдражённо.
- Мондо, Сергей Матвеевич.
Портнягин! Этот зря не поедет. Что-то с сестрой?
- В посёлке все живы-здоровы?
- Все живы. Но не всё толком. - Портнягин неуклюже поднялся на яр, на ходу очищаясь от инея. - Э-э, да вы в тайгу собрались? Я, как всегда, не вовремя. Виноват. Я на "Белые скалы". Вернусь в конце февраля. Заехал...
- Пошли в тепло. Там проясним.
- Я, самое большое, на час. Напарник на устье, у нарт. Лёшка Урпиульев.
Молча поели. Портнягин, перевернув кружку, похвалил:
- Хорош у тебя чаёк! А дело. Ситуация, можно сказать, губительная. Школу с Нового года закрывают.
- И до нас старохолюдина - змея слюняво-ядовитая добралась, - недовольство срывом похода нашло выход. - Властям бы всё порушить, оптимизировать. А средства пустить на "своё государство".
- А что вы хотите? Потому и вредоносная. Очень даже поганая... Перл, так сказать, Серогей Матвеевич, жемчужина антинародной политики. Народ для государства, а не наоборот. Чинушам плевать на людей. Всё для выгоды "государства". А для народа установили удобные, им вообще грошевые затраты, "свои" обязательства. Довольствуйтесь! Ладно. Втихоря. Все на промысле. Приехали чинуши, собрание провели. Десять пенсионеров пришли да три активиста. Наш человек из администрации. Дескать, по протоколу присутствовало почти восемьдесят человек. Проголосали "за". Детишек повезут в райцентр, в интернат. Серьёзные молодые, сразу пять семей, собираются уезжать, пока дорога-зимник. Всё можно вывезти. Так-то давно готовы. Теперь мужьям крыть нечем. Фельдшера нет. А детям досмотр нужен, прививки... И вот школа. Вся культурная жизнь села творилась вокруг школы... Как от себя малышей отрывать? Считай, на полгода. Мы подняли шум. А, оказывается, уже и с бюджета сняли. И протокол собрания граждан села единогласный. И учителя, дескать, нет. В ближайшее время не предвидется... Заехал поговорить. Помогите снять один из аргументов. Лариса собралась уезжать. Побегом?
- Нет, Гурич, я настоял. И решительно. Негодным становлюсь. Постарел. Ей надо жизнь устраивать.
- Она согласилась, если вы скажете - останется и доработает.
- Не скажу... За всю долгую жизнь меня так никто не унижал. Даже предательство могу простить от "святой простоты". И прощал, и прощаю. Но не это.
- А сын?
- Он - не мой. Была беременной, когда её сожитель "вышвырнул" и она пришла "гулдывун о-ми" (пожить по договору, от безысходности). Через три года он приезжает. И она, выпучив глаза, бежит к нему, не предупредив. Ночует у него трое суток безвылазно. А мне заявила: "Я думала, ты всё поймёшь!"
- Ясно-понятно. Вопросов нет. Простите, что сломал ваши планы. Виноват.
- А это только в будущем станет ясно.
- Посёлку, значит, конец. Останутся одни старики да безродные, коим деваться некуда. Ладно, забыли. И ещё одно. Без ружья не ходите. Стая пришла... Говорят, семнадцать зверюг. Не поверите. Вожак - зоргол. Серо-чёрный. Спина чёрная, полосой. И лапы до подбрюшья. Под сотню килограмм! На людей открыли охоту. Задавили зимовщика на трассе. Вышел дров наколоть. В чурке топор да рядом валенки. Хоронить нечего. Бригада охотников следила на "Буранах". Да только до гор - и стая к нам свалила. У нас... Семён Прокопьевич, к счастью, поехал в село по делу. На послденем прямике. Дуська, из стада, за продуктами ехала. Тут её стая и скараулила. Олени рванули куда глаза глядят. Запутались в чаще. Дуська пару раз успела пальнуть. Просыпала патрончики в снег. Сообразила. На дерево. Пока волки оленей разрывали. Сожрали - одна шерсть осталась. Прокопыч чуть не уехал. Уже за стартер взялся. Да услышал кто-то мяукает на дереве. Глянул, а это Дуська там! Кое-как снял. Руки-ногит обморозила. Увезли в Читу. А так бы без рук, без ног осталась. Так что без ружья никуда...
- Мясо отварить или пожарить? Когда волки её?
- Четвёртого ноября. Ночь просидела на дереве... Она уже приехала. В посёлке. Сына из интерната забрала. Она без помощника сейчас не может. Кто-то мне сказал, что в тайгу собирается. На волков! Ко мне приходили, сын с ней неотступно, кое-что узнать... Ждать, Сергей Матвеевич, варево не буду. Сыт. Пора мне. Сегодня доехать до места...
- Хорошо. - Саман помог облачиться Портнягину в доху-кухлянку, проводил до "Бурана".
***
Мудрец Портнягин. Но мудрость индивидуума, по саманским понятиям Среднего мира, ущербна позиционностью. Современные люди в пространстве на "бегу", задыхаясь бессмыслием движения, переложив на транспорт. Саманские позиционные знания от воды, можно сказать, из неё, с лодочки дяв-оморочки. Портнягины видят мир с моторной лодки, со снегохода, из автомобиля. Вроде всё то же. Но пространство плоское, стеной, с едва ощутимой перспективой, для них там есть Нечто, ускользающее и неведомое...
Сергей Матвеевич достал дробовик, мешочек с патронами. Шесть заряжены пулями-жакан. Двенадцать - слабые заряды мелкой дробью на белковку осенью. Утром, поразмыслив, ружьё всё-таки взял.
От гор обжигающим хиусом. Достигнув края чащобы (берега озера), добавил в мешочек с продовольствием отварное мясо, вчерашние лепёшки спрятал во внутренний карман суконной куртки. Дробовик разобрал. Затолкал в основной мешок поняги. Вряд ли волки полезут в горы! - делать им там нечего. Подумал и забыл. Больше беспокоила собственная нерешительность в выборе пути. Опаздывал на особую охоту - на выдру. Потребовалось лекарство: жир выдры и жидкость железы. Подлечить сестру Варвару. Почти не спит старуха. Раньше бы саман не стал рисковать. Но сейчас приоритеты сильно поменялись. Остались с ней вдвоём на всем белом свете! А Варвара родственная душа. И рядом с ней просто посидеть, без слов - для души великое облегчение. Часть лекарства добыл осенью, подстрелив на россыпях десять тарбаганов. Осенью, за месяц до впадения в спячку, тарбаган вырабатывает и аккумулирует под лопаткой "снотворное" - сонный жир, гармон "спячки".
Выдры уже "покатились" по горным речкам вниз, к зимовальным ямам хариуса. Кочуют они быстро, за день по двадцать километров. Если пара проскочила, то не догнать. Рискнуть? Подняться по прямику. Когда-то миграционный обходной путь к Амуру. Опасно. Долго не было второго снега. А по первому ударила оттепель. Так что тяжеленная толща лежит на обледеневшем слое. Если лавина - конец!
2.
Вселенским рёвом обида. Разжигание её у попавшего в сети беды, один из приёмов саманской психотерапиии. Применил на себе. Даже то, что Лариса позволила возможность остаться и жить как прежде, унизила его стократнее. Ни во что не ставит, по-своему разумея саманское отношение к людям: всё стерпит, всё поймёт, всё простит, всё переложит на какого-нибудь Духа Харги.
Сергей Матвеевич усмехнулся, прозрев издевательский смысл фразеологизма: "Расставаясь, женщина и мужчина начинают великий путь друг к другу".
Конечно же, "Тэд-эгдэ бидэн!" - "У откровения правда не единственная!"
Лариса - исчадие Цивилизации подавления и унижения - низведения Человека до "скота", внушая "кесарю кесарево, Богу богово". На самом деле, действия определяются настоящей жизнью, а не прошлым или будущим других, "не меня!", библийски узаконивших доктрину "рабства" и превосходства одних над другими. Никому нет дела! Вы уйдёте из живого мира и ваш страждущий мир бесследно исчезнет. Религиозные самозванцы подспудно и явно втемяшивают нам с младенчества: человеки сами по себе греховны, то есть животные, потому что участь человеков и участь животных - одна. Как те умирают, так умирают и эти. И одно библейское дыхание у всех, и люди те же овцы, и нет преимущества у человека перед скотом, потому что по библейскому внушению, " это всё суета".
Праздность! И глупость, а не мудрость. Ибо сам сказал в сердце своём: "Дай, испытаю я тебя... " Се для скота невозможно. Живые существа, но сути противоположны.
Нет, не дано праздному "вместить" смысл Стрекозы и её простенькую тайну, прошлую и будущую, червя-гусеницу, угрызающую дерево, дятла весь день трудом ищущего пожрать короеда...
Я - не скот, Лариса!
***
Солнце расплывчато ярко-белым на востоке. Хиус пронизывающий. Леса по долине и на склонах высоченных сопок в серо-синих сумерках. За окоёмом будто ничего! Ни жизни, ни людей, ни сотен тысяч селений и городов. И велико множествао судеб... Никого и ничего!
В скалистых горах хребта Дырынды (исток, начало рек) синий, бело-розовый день в светло-сером небе сияет на ледниках Пика.
Наконец, ярко залилось всё пространство светом. А тайга поугрюмела от усилившегося холода. Трескались деревья. Взрывались лёд ключей и речек.. Где-то трудился дятел. Все звуки иные, не те, когда день предстоит погожим. Появилась тугость.
Из рода "Калтанай" осталось три человека; саман Бо (Сергей Матвеевич Абрамов), сестра его - Варвара Калтанаева, её поздний сын - Пётр. А теперь саман в одиночестве шествовал дальше, дальше, в отчаянии невозможности "обмануть" время. Нелогичность - многолетний расчёт высших сил? Утрачивание времени к разрушению "барьеров нормы" векового опыта выживания. Он мог легко на тысячи лет назад и существовать там. И ничто человеческое (бытийное) не имело значения: он стал саманов Дунд - Стрекозой, летящей вперёд, назад, вбок, вверх, вниз, замирать, исчезая и не видя самого себя, удивляясь, что у планеты Земля нет ни верха, ни низа, ни боков... Ничего, что важно вот на этом самом "пяточке" пространства. И всё - "Тэд-эгдэ бидэн!"
***
Лопнула звонко под землёй наледь. Может вызвать лавину. В хребте снежный покров больше метра. Какие волки?! Хотя, по крутым северным склонам, на ягельниках, снег выдувают ветры и по ним кочуют сокжои (дикие северные олени). Это в нормальные года. Ныне оттепель "нагрела" на пастбищах корку льда. Олени, изюбри, косули мигрировали какие на юг, а сокжои на север, к Удокану.
Отцепил от деревца понягу.
На льду заметно холоднее. По озеру почти километр в широте. И сразу в крутизну. Плотный, ростом ниже среднего, заматеревший на исходе, с физиономией персидского типа, несмотря на возраст, саман передвигался быстро, расчётливо, торопясь пока снег на озере не вспыхнул от солнечных лучей.
Давненько не чувствовал себя таким бодрым.
Летом та горная тропа, по ней сейчас поднимался по крутизне зигзагами (вправо-влево, вправо - влево), для пешего пригодна. Но в старину орочил-оленеводы пользовались ею и зимой, как нартовой дорогой, въезжая с Реки по пологости. Тропа по водоразделу. Никакой выгоды как будто для древних, наверное, кроме безопасности от "тэгэ урэдыл", нападающих на основных миграционных путях (неконтактные тунгусы). Видимо, осталось в памяти, исходя из опасности, здесь три тысячи лет назад прокочевал знатный народ. Сохранился фрагмент, обязательный для саманов, связанный с "Башней" - первой скалой, началом гряды останцев по краю ущелья. У "Башни", во время камлания, взору "видящего и знающего" Великий князь Саха. Возможно, один из родоначальников якутов. Правда, в древние времена, на правобережье Амура жил крепкий народ Сахалянгир, очень воинственный. Не они ли вели победоносные войны против тунгусов, приписываемых амурским народам, представители коих живут там до сих. Сахалянгир Реку Амур называли Сахалянбира. Якобы вели они закмкнутый этнически образ жизни. И каким-то образом имели родственную связь с родом "Калтанай". В языке маньчжуров, народа, сформировавшегося единением чжурчжэней и сянбийцев-киданей, Амур так и называется - "Сахалян ула" - "Чёрная вода в крутых берегах". Однако в саманском образовательном сказании, отличающегося от "светского" реальной исторической конкретностью, это всё-таки тюрки, а не тунгусы: ключевая в миграции железного века река Нюксэ (Нюкжа) в сказании имела второе название "Дырылда". Да и в самом предании много якутских слов: "тибиен", "чаара", "бааджей", "бэргээ" и другие.
***
Великого Князя Саха холодно сверкали глаза из-под лохматого лисьего бэргээ (шапка). Никто не понимал. Он в раздражении от национальных песен "Ааарал". Кочевники плакали по оставленным местам. Покинуты его повелением во исполнение завета предков: вернуться на родину. Испытывая невероятные трудности, погибая в горах, обходя долины рек, занятых дальневосточными враждебными племенами.
Род "Саха" - основа кочевья; вся знать и воины - из него. Князь мудр и потому жесток. Народ! - вот истина и бог! Если повлёк на прародину, значит, там его Будущее. Князь беспощаден, как боги. Падали люди и лошади в пропасти. Обессилив, соплеменники отползали от людского потока умирать. Ревели навьюченные верблюды, шествующие в последний путь...
Если бы даже Саха погиб и все вожди с ним, ничто бы не смогло остановить Шествие - Исход к Изначалу.
У-у! Велик Саха! - говорилось. - Собрал всех сказителей, поэтов, певцов, музыкантов, философов у "Башни":
- Люблю вас. Вы - дух и ярость прошлого. Но превыше всего народ. Много слилось в нашем народе. Пусть многое будет новыми песнями через века, тоской, яростью, верой и цветением чувств и мыслей. Но не будет призывного знания рвущей печали по тропе назад. Возвращаемся навсегда!
Великое Собрание оттеснили за "Башню" и столкнули в пропасть.
***
Тропа заросла стлаником, ерником, кустарником сахандаля (реликтовый багульник), жёсткими горными травами. Полно завалов камнепадов. Исчезла. Встречаются лишь знаки - пирамидки из камней, указывающих: иди по правую сторону от знака. Местами врезалась в поверхность - приметна. Летом можно встретить верблюжью колючку. Зимой пройти вряд ли решится-найдётся хоть один человек.
Бывая на тропе, странно переживаешь историю - столетиями, образы стремящихся людей от Байкала к Амуру и к Лене (Илэн). Развилок Сергею Матвеевичу проходить и свернуть на амурскую тропу.
Скопища народов проходили - и "ушли", исчезнув навсегда.
Заброшенная тропа ведёт с водораздела каменистыми склонами отрогов хребта. Человеку по-над ущельями, преодолевая каждодневный кинжальный ветер трудно соориентироваться в заснеженном бесконечном пространстве. Надо миновать скалу "Башня". Выйти точно к Перевалу, "прицелившись" на два останца "Акусанал". В прошлом августе Сергей Матвеевич проводил молебен. Там есть дрова - верующие, поднимаясь, принесли по две-три чурки.
В соображении предстоящего пути самана ничто не смутило, не насторожило. С подножия крутой сопки, сразу за озером, от края мелкого сосняка, оглянулся: толсто заснеженный угол крыши зимовья среди серо-бело-фиолетового лиственничного леса; из трубы курился синий дымок - догорала последняя головешка.
3.
Кабарга! Древний мускусный олень, обитающий здесь от воды, объявшей землю. Живое перекочевало от потопа в горы. Мелькнули тысячелетия. "Ледяной барьер" разрушился. Море "Тенгиз" начало отступать. Живой мир вернулся в низины, в мир травы, цветов и тростника, шелестящего песнь вечности...
Мускусный олень остался в горной тайге.
Самец короткими прыжками по скальному обрыву. Замирал, будто проглядывая под снегом нужный уступ для прыжка. Застыл в двадцати пяти метрах, раздражаясь запахом человка. Такое поведение от опасности. Откуда опасность? Кабарга или изюбрь, преодолев страх, знает на скале недоступное место - "отстой" и спасается, находясь от хищника чуть ли не сантиметрах.
Олень притулился, спрятавшись под козырьком скалы, прижавшись к стене. Выше, полуразрушенный останец, простоявший наклонно вечность, рухнул. Саман был у "столба" некоторое время назад и выдернул из щели плоский камень под наковаленку - выправить погнутый гвоздь в тыевуне-посохе.
С мощностью неизбежности рухнувшая скалка взорвала ледяное безмолвие. Небо как будто опрокинулось. Твердь задрожала нервно. Через мгновение ударила волна, порождённая сходом лавины. Да и здесь саману грозила смертельная опасность. Ужас охватил не самана и даже не Сергея Матвеевича, а живое первобытное беспомощное существо. Рядом, в метре, злобно шипяще сошёл снег и тут же загрохотал камнепад, с треском разбивая заледнелый плитняк. В мгновении позеленевший Диск мира. Знаки едва различимы. Сбило камнем, согнув ударом. Потоком мелких камней увлекло в бездну часть истории древней жизни Саха. Там, где была кабарга (стало понятно: место спасения от лавин), мелькнула изящная фигурка девушки, с чёрными до искрения волосами. Не Ари! Явление Ари для самана - знак великого торжества - его Смерти. Ари саман ждал и боялся более всего, считая себя виновным в отчаянной гибели сородичей.
Другая. Здесь, в горах Дырынды, обитает неприкаянный Дух девушки Сахаалыы. Она может заманить тунгуса в беду. А может и спасти, если чистоты больше, чем злобной грязи. Имя её по нашему: Аякэкэн.
"Тысячи" лет промелькнули" с того момента, когда он оглянулся на слабый дымок из ржавой трубы.
***
Созвучия эха обвала ещё не успокоились. Нечто странное продолжилось. Исходило извне, куда ему взбираться. Медленно-медленно, боясь вспугнуть спасение, повернулся, глядя на всё сразу. Глаза "схватят" нужное: опасное или нет. После грохота оглушающая тишина. Крутолобый пик-голец в далёкую-далёкую небесную синеву. На абрисе заполняется насыщенной серостью. Надвигается ежедневный горный ветер (с пяти дня и до девяти-десяти вечера), или буря; она может зарядить и на неделю.
Мир изменялся с каждой минутой. Нет уже послеобвальной тишины. Пространство зашипело. Но здесь, в распадке, пока серое спокойствие. На поднебесных вершинах, окружащих малюсенькое живое существо, вьюговей крутил смерчи. "Задымились" вершины гольца - там начинается мощный ветер. Надо спешить пройти "стол" и свалить с вершины Перевала к Акусанал (Братьям) - останцам. Там есть дрова. На "столе" будет сбивать с ног. Если встречный - застрянешь на открытом месте.
Многокилометровая шевелящаяся толща накрыла Перевал. В пяти шагах ничего не видно. Светлого времени мало. Но изнемог, не дотянуть до цели без передышки.
Вырыл яму, просунул лыжи поперёк, не снимая поняги, уселся спиной к тугому потоку. Бездумно жевал кусок лепёшки, не внимая сплошному шуму скользящих мириад снежинок, шипенью туч, рядом пролетающих в сумеречности. Иногда порыв ветра вдруг налетал такой силы, что заполнял мир гулом, мощным, переливаясь в тысячи голосов. И Лариса там уже, в звуке, уходящем навсегда. И следующей осенью тросник будет "рассказывать" про другое, и всё сегодняшнее не будет иметь никакого значения...
***
Бросок сквозь секущий снегом ветер, налегая всем весом. Уже и не надеялся, как в серой матовости проступила стена останца - "Правый Акусанал". От него начинается спуск в распадок - исток ключа "Дунд". Ещё бы часа полтора светлого времени - можно бы дойти до палаточки. Увы, дальше идти нельзя.
Сергей Матвеевич вырыл нору. Лыжи вместо нар. Теперь поужинать и спать. Соориентировавшись, нашёл у подножия скалы дрова. Разжёг с подветренной стороны костёр. Пока снег таял в котелочке и разогревалось отварное мясо, достал полную смену нижней одежды. Снял мокрую от пота. Переоделся. После ужина влез в нору. Вход скоро засыпало. Сергей Матвеевич проковырял посохом дырку, чтобы поступал воздух, иначе угоришь от углекислого газа. Понягу под голову. Почти сразу провалился в тяжёлый сон. Наползла саманская действительность потрескиванием, шипением, писком, невнятными голосами и всхлипами сонма призраков. Огромное обволакивало тайгу, всё Становое нагорье до Яблонового хребта, до Удокана и Кодара. Пучилось в горах на севере, накрыв Южный Дырындинский хребет - центр пурги. Вся горная территория в давние времена именовалась "Бабанта" ("Бэбэнтэ"). Термин, предупреждающий предстоящее кочевье через горы. "Бэбэ" - зябнуть, мёрзнуть, без возможности обогреться, в чём и гибельная опасность, которую кочевник обязан учитывать, предвидя дальнейшие действия) + "-Н" - суффикс действия, движения, кочевья + "-Т" - суффикс ещё не свершившегося действия...
***
Тишина. Сергей Матвеевич в прохладе у распахнутого окна, глядя на озеро, едва видимое в тумане, слушает влажное звучание тростника. Живительная свежесть перед восходом всклокачивает висячие пары. Запахи дыхания зелени. Туманы плывут бело-серыми созданиями, слоясь, волшебно воображаясь человеком. Движение божественное за горизонтом, на востоке, далеко-далеко от Земли испускает свет Солнце. Вот-вот стволы сосен золотисто вспыхнут и мир засияет под ярко-синим небосводом. В эти чудесные мгновения саман выходил к Реке по тропинке среди берёзового леса.
...За десять лет до встречи с Ларисой Каспаровой - учительницей младших классов - саман предвидел её существование в своей жизни мгновением, ибо не суждено им встретиться вовремя. И была из Нижнего мира (предчувствия навеваются из мира мёртвых) весть. У дальнего края лывины, дно коей озеро, среди высоченных потускневших от старости берёз, на взгорке сотворилась изящная фигурка. Глаза закрыты. Плыла вроде как медленно, недопустимо медленно. Ожидание никогда не кончится! А она уже рядом скользит по поверхности ярко-зелёного болота. Прозрачные одежды плавно развеваются. Линии тела совершенны. Золотистая кожа. Прекрасна! Саман очнулся в отчаянии. Рывком вскочил с жёсткого ложа, высунулся из окна по пояс, заглядывая вправо, до боли выворачивая шею. Это не Ари! Совершенно другая девушка. На пристальный взгляд самана на мгновение открыла глаза. Его голова резко откинулась, услышал: "Я закрыла глаза от ужаса. Но глянула в волчьи... Вот уж я тебе ныне край как нужна!" И Сергей Матвеевич проснулся, дрожа от холода. Всё десятилетие чуял: гостья грядёт, приносящая унижение. Она вовсе не Лариса, уже неземная движется, приближается... "Её красота меня унижает, стремится превратить в грязь, поработив. Она надвигается из Нижнего мира, куда её, будучи юным, сопроводил на Энгдекит. Она пришла за мной. И шепчет о Ларисе: "Пусть уходит вместе с мальчиком. У неё своя поганая жизнь. А нам с тобой отправляться в "горние выси" Чтобы рука твоя была крепка и точно направлена...".
***
Приезжал из Тупика (село в Забайкальском крае) тунгус-метис, бывший районный начальник:
- Помоги. Измотала меня на склоне лет. Раньше как-то отгонял воспоминания. Сейчас не получается. Увижу коня - она рядом стоит. Женщина пройдёт в зелёном пальто. Она! О чём бы подумал - она! Обязательно всплывёт. Перед войной в Тупик приехала специалист по финансовым делам. Я с ней подружился. Перед Новым, 1941, решили покататься по дороге в Могочу. Хапряг я коня в кошеву. Заехали подальше и давай обниматься-целоваться. Вожжи отпустил. Конь вдруг как рванёт на разворот. Кошева чуть не перевернулась. Волки выскочили из засады. Я-то успел, зацепился. Сани бац - и выправились. Конь в галоп. Авдотья выпала, когда кошева накренилась. Я домчался. Людей собрал. А от неё токо кровавое пятно на снегу. Тёмно-красное. Да клочья одежды... Я поговорил с Верой Ревякиной - знахаркой из Заречного. Она надоумила обратиться к шаману. Очень было не просто тебя найти, парень, очень... Все скрывают...
"Однажды придёт женщина или мужчина, или зверь, или прилетит птица, или стрекоза-дунд. И заговорит "откуда мы прибыли Записью много миллионов лет назад". И может так получиться, многие при тебе будут говорить так, страдать, думать об этом. Но никто из них не будет знать, что ты - Дунд. Знающему же верь, исполни всё, что вещает его приход. Это - твоя Смерть..."
Саман окончательно очнулся в обледнелом объятии логова.
4.
Сильная головная боль, до тошноты. Дырында издревле славилась перепадами атмосферного давления. Да нагрузка снежным свечением на глаза, даже в ненастье. Из особого кармашка достал таблетку каптоприла - под язык. Когда боль умерилась, выбрался из логова. Безжизненная тишина через какое-то время зашипела, созвучивая с шорохом двигающихся по насту снежинок. Тучи неслись на север. Вот-вот начнётся низовой ветер.
Волки! След глубокой бороздой. Звери прошли в сорока метрах от логова Сергея Матвеевича. Натоптали поодаль от занесённого снегом кострища и "вымерзающей" нижней одежды, придавленной камнем. Волки страшатся ловушек, прекрасно зная коварную изобретательность врага. Резкий запах одежды "замаскировал" спящего человека. След вправо, к перевалу на север. Саман почувствовал: следят за ним, изучают. Спохватился. Звери где-то рядом. А он не готов к схватке. Быстро собрать дробовик. Но сам себя одёрнул; "Лучше, если стая, матёрые и "старики", не будут знать, что у меня есть оружие. Нагло начнут наседать и, в конце-концов, задавят, взяв измором. Им надо-то несколько секунд просчёта, неосторожности, ошибки. Возможно, опасности вообще нет. Звери ходом свалят с Дырынды и уйдут к Удокану. Здесь нет им никакой добычи. - Спроворил небольшой костёр. Приготовил чай и разогрел мясо.ю Планировал смену одежды просушить здесь. Затолкал в мешок. - Дойду до палатки, там разберусь. А сейчас надо край "отскочить" от зверюг".
***
Свежий снег пушисто торжествовал. Объятие белым, белым ослепляющим царствованием, холодно источающим пронизывающий свет. Справа крутизна пика, с непроходимыми зарослями стланикового кедрача, а выше зарослей, оголённые выдувом, каменные россыпи, переходящие в скалы, крутолобо входящие в беспрестанно клубящиеся толщи туч, иногда проступая фиолето-белыми вершинами. Где-то там территория Смерти самана...
При лыжном спуске сразу на семьсот метров уши крепко заложило и саман какое-то время плохо слышал. От истока ключа - глубокой щелью в камнях - плитняке и валунах, ниже чуть ли не сплошь заваленного павшими лисвтвенницами, крутой спуск постепенно перешёл в пологость - распадок расширился. Ветер, начавшийся как всегда на восходе, чуть слышен ровным шумом вверху.
Так вот почему "явилась" погибшая Авдотья. Он даже не вспоминал её ни разу после обряда "проводов" в Мир мёртвых. Важно: она хоть и зовёт с собой, но истинное его саманское имя не назвала.
Ночевать "на палаточке" не решился. Слева, где-то в высочине, короткий вой, как будто удивлённый, прервавшийся коротким обрывистым тявканьем. Сообщение стае: человек! Или: уходим! Или: нападаем! Саман решил выходить к избушке на Реке. Пока прямого нападения нет - надо двигаться. Завтра нарастающее недомогание станет предательским. Сейчас и то приходится идти "со стонами" (способ дыхания при сильной усталости).
Скудный боезапас против голодной стаи - временное преимущество. Сергей Матвеевич изготовил из метровой лиственничной палки пальму (кото) - прикрепил нож затяжкой капроновой бечевой и проволокой - петлёй на зайца. Небольшое копьё, по невольному фантастическому (калька) сценарию, для последнего боя с вожаком-зорголом. Освободив нагрудные карманы куртки, в левый - дробовые, в правый - патроны пулевые.
***
Прежде дальнейшего пути, саман, с неверотяным облегчением, услышл далёкий вой, строенный, когда волки воют в разных местах, но на одной линии. Загонщики! Зацепили зверя! Надо скорее "выскакивать" из гибельной зоны.
Лыжный след бороздой вверх терялся в вышине. Огромные безлесые горы Дырынды нависали над заросшей лиственничником долиной ключа. Отгоняя уверенность, что опапсность миновала, Сергей Матвеевич, поднявшись по лыжне до чащобы, установил в проходах три петли. Волки их заметят, если вдруг спустятся в погоню, замедлятся, долго будут принюхиваться, изучать, потом осторожно обойдут место подальше.
До впадения ключа в речку оставалось немного. Прибрежный лес стеной на том берегу.
Внезапно случилось чрезвычайная неприятность, скорее, беда. Продравшись сквозь чащу, с хриплым дыханием, выскочил изюбрь-трёхлеток. Зверь замер, уставившись на человека. Бока вздымались. Глаза налившиеся кровью. По всему телу пробегали судороги. Понятно, изюбрь стремился от волков к отстою. Отсюда недалеко. Не знает, что древний отстой давно разрушился. И волки не раз добывали ("сталкивали") там зверей. Или знает, если спасается подле человека. Так-то потрясающая удача в ситуации для любого таёжника. Остоорожно прицелиться и ранить изюбря в заднюю ногу (в стегно). И можно спокойно идти дальше. Волки на долгое время "застрянут". Так поступил бы каждый. Но не саман, коему категорически невозможно воспользоваться бедой живого существа.
***
Сергей Матвеевич не спустился на лёд. Речка извилистая. Продвигался, срезая кривуны, по холмистой местности, держа в поле зрения пространство. Изюбрь двигался параллельно человеку, по краю яра. Если зверь знает ещё один отстой - скалу на Реке, то ему пора бы перейти речку и двигаться в хребёт - водораздел. Саман на холме передохнул, вглядываясь в окрест тайги, особенно, по склонам сопки. Никого! Однако волнение усилилось. Изюбрь, ожидавший за кустами ольхи, забеспокоился, в напряжении двигал ушами - что-то слышит. В какой-то момент, саман не заметил, зверь исчез. Ещё, успел схватить взглядом, мелькнул по заснеженному льду, ловко взобрался в три прыжка на яр того берега... И всё! Как будто его не было. За полтора часа, прикрываясь человеком, отдышался, отдохнул, восстановив силы. Умчался жить дальше.
Зверей почувствовал где-то через час. Что ж, пора начинать схватку, подумал, надеясь, что стая осталась где-то позади, может, надыбала след изюбря и ушла за ним. Перевалив очередной холм, быстро скинул лыжи, понягу, на четверненьках, прикрытый стлаником, подполз к верхушке холма, всмотрелся через ветви. Вот он! Метрах в двухстах волк. Двигался рядом со следом самана, вероятно, выполняя "обязанность" преследования. Держат на слуху, так как воздух тянет от них сюда. Вот почему они изюбря упустили здесь - не услышали. А вон ещё три. Из-за деревьев выглядывают морды. Не торопятся. Лежат, наблюдают. "Прибылой" уже рядом. Саман выстрелил "беличьим" зарядом по лапе, чтобы "пустить" кровь. Дробь бьёт кучно. Попал! Волк на трёх лапах ускакал за бугорок и там лёг. Там тебе и конец! - отметил саман. Теперь волки знают, у него есть оружие. Остерегутся напасть днём. Через полчаса позади шум и рыки. Смолкло. Жрут собрата...
***
К вечеру добрался до места, где речка делает резкий поворот влево, огибая скалу водораздела. Он стеной отвесно, узкий. Но далее расширяется в лесистую сопку, в трёх километрах ниспадающую пологим склоном в марь, изрезанную канавами-промывами. В конце скалы - каборожий отстой. Саман осенью добыл здесь кабаргу. Подле скалы дневал, обработав добычу. Там в скале приличная ниша, кострище. Можно защищаться. Волки (человеческая ошибка наделять зверей своими возможностями) могут напасть только с реки. Если же двигаться дальше, по мари, а это около десяти километров, то стая, жертвуя "прибылыми", обязательно задавит. Это настроение и уверенность в безопасности - очередная ошибка. Не успел Сергей Матвеевич толком разжечь костёр, с неожиданной стороны, видимо, обошли поверху сопки, обогнули скалу. Дробовик был заряжен пулей. Ранил переднего, крупного. Выстрел не остановил второго. Зверь и человек сцепились. Не дать волку коснуться передними лапами земли - удержать на задних рукой, попавшей в пасть зверя, иначе мощная шея сработает и волк разорвёт мышцы и сломает кость. Саман выхватил из ножен нож и с силой воткнул в глаз зверя. оттолкнувшись в нишу, схватил пальму, встречая копьём третьего, уже матёрого. Ударил сначала неудачно, в грудь. Кость лезвие не пустила. но зверь отскочил и замер, присев на задние лапы. Миг досчтаточный зарядить ружье дробью. Выстрелил с трёх метров в морду матёрого. Он отбежал, остановился, скаля клыки, и вдруг мешком свалился с берега на лёд. Саман подбежал к первому, раненому пулей, несколько раз ударил пальмой подле лопатки - в сердце. Зверь подох.
Сергей Матвеевич, добавил дров - костёр запылал.
Волки справа и слева, рядом, в метрах сорока, улеглись и затаились. Глаза их нет-нет да и вспыхивали устрашающими огоньками.
***
Начало трясти, корёжить. Саман ослабевал физически и духовно. Я так устал, - подумал. - Я заболеваю. Уже заболел. Нельзя выжидать, нельзя. К утру ничего человеческого тут не останется...
Авдотья! Истерзанная волками Авдотья. Она молча посидела у огня, вроде как подвигая к действию, и растворилась в пространстве. Саман заново перетянул прокушенную руку бинтом повыше. Кусочек марли, завернув в неё белую бумажку, примотал накрепко к концу ствола дробовика. Вот и прицельная мушка готова. Пулей! Запалив факел левой рукой от костра, поднял. Глаза вспыхнули. А вот и очертания видны. Прицелился и выстрелил. Обвысил! Но пуля мягко тукнула, как будто попал в живое. Выстрел сильно грохнул. Волки исчезли в темноте. Заалегли подальше? Отсюда они уже не выпустят. Но прошёл час, два - ничего не происходило. Не просто "потащило" в сон от изнеможения, начало моментами "вырубать". Заварил в кружке погуще чай. Вроде взбодрило. Не заметил как провалился в предательский сон... И вдруг вскинулся, увидев во сне вожака стаи, замеревшего в двух метрах перед нападением... Костёр почти прогорел. Рядом никого. Мёртвая хладная тишина. Оживил огонь. Отошёл, держа дробовик наизготовку, до исдохшего волка. Звук?! Прислушался: далеко вой "по кругу", когда матёрый или "старый" подаёт сигнал во все стороны, надеясь, что потерянные волки ответят.
До самого рассвета мучился. Утром понял: стая действительно ушла.
***
Живое, вызывая жуткую беспомощность, бродило рядом с избушкой, укрывшей надёжно от опасности, неспособной защитить от страха перед несостоявшейся гибели. "Волки" разрывали на части, сжирали куски мяса, брызгающие кровью. Одновременно он шёл по улице, стараясь убежать от женщины, рассказывыающей о Ларисе и Антоне. Как они голые облизывают друг друга снизу доверху. И как на третий день выходят. Антон бьёт её по лицу и Лариса падает в сугроб... Сергей Матвеевич оборачивается к женщине: "Мне всё равно. Это её жизнь!"
...Очнулся. Запалил лампу. Размельчил две таблетки аспирина, выпил. Зарылся с головой в постель и провалился в бред о лете, о чистом синеватом воздухе, о тончайшем запахе цветущего шиповника - дикой розы, смешанного с дыханием тальника и разнотравья...
Прокушенная рука распухла. Температура, обильная потливость. Бешенство? Но ведь волк не пёр напролом, выжидал. В месте укуса ноющая боль и будто стягиваются края ран. Впрочем, головная боль, недомогание начались раньше, в горах. Нет, для последствий бешенства слишком рано. Ещё и пяти дней не прошло со дня укуса. Если заразился, то смерть неизбежна. О другом, надо о другом беспокоиться. Иную заразу можно скорее подхватить. Все волки заражены эхинококкозом... Надо принимать меры. Наконец, заяц, пойманный в начале ноября, оттаял. Сергей Матвеевич снял кусок кожи, прилепил к ране вокруг руки и перевязал бинтом. Заячья шкура, живая, мощное средство. Вытянет и убьёт любую инфекцию, кроме бешенства.
Часов в одиннадцать следующего дня Сергей Матвеевич отправился в путь. Неуверенно, через силу. Однако "разошёлся", даже появилась ясность ума. Раздражённо корил себя. Имея оружие, подпустил зверя вплоть.
Пространство распахнулось. Широченная Река. На устье торосы. Но под тем берегом ровный лёд и видно кто-то проехал. Чуть позже увидел у подъёма на яр, где зимовье, две нарты. А в лесу, поодаль от избушки, привязаны олени; они первыми услышали путника и поднялись с лёжек. А вот и человек. Из зимовья выскочил невысокий мужичок. Увидел, щурясь от солнечного света в глаза. Ушёл. Сразу дым из трубы печурки оживился.
***
Дуська просекла состояние самана.
- Заболел ли, что ли?! Сидел бы дома по-стариковски... Русик, давай, на стол собирай. Мясо, поди, уже разогрелось. Мы-то уже поели. В посёлок планировали завтра. Да видно придётся в ночь. Или потерпишь?
- Что за мальчишка?
- Да ему уже четырнадцать! - гордо. - Сынуля мой.
- А, Портнягин же мне говорил.
- Он справится, не сомневайся. Руська нас отвезёт в посёлок. А там Генка Коновал. Он угонит оленей. Он со стада приехал. Вот мы оленей у него и взяли. Раз болеешь - сегодня в ночь прямиком покочуем...
- Там волки... - Сергей Матвеевич коротко поведал о пережитых событиях.
- А мы, дедка, как раз там и были. Отраву кинули. Наших с тобой волков накормитть. Руська нашёл в ключе чёрного волка-зоргола. Ты ему в шею попал. Он и потащился прочь. А стая на него завязана. Молодые остались. Взрослых ты прибрал, За ним потащились. Вот почему тебя у каборожьего отстоя оставили. А мы им там по округе подарочки. Скорострельные. Давай, ешь нормально. Без остановок попрём. Мне тоже в больницу надо - перевязки. И мазь кончилась. На ногах все пальцы отрезали. На левой руке остался большой и указательный. А на правой - отрезали мизинец и большой.
- Как жить, дедка, будешь? Лариска уехала. Петька ваш на войне погиб. Ты один из мужиков остался. Ваш ведь род большущий был. Бабушка наша рассказывала. Перед войной одних мужиков больше ста...
- Ладно, - сказал мальчишка, - пошёл запрягать. Через час отправляемся. До ночи надо гору проскочить.
- У кого яд взяли?
- Портнягин посоветовал. У Курвы купили. Барий. В капсулах.
- Как запривадили?
- В глотки белкам вложили и заморозили. Десять штук. А потом в оленину. Прямо на месте забили бычка. И белок в мясо вморозили. Не учуят. Курва говорил, что так в ту же ночь трёх траванул. Только надо всё правильно сделать. Я как-то с Бибишкой, когда в Средней Долине работала, "подарки" на Бэгдэрине кинули. Ворон всех в округе потравили. А волка ни одного! Подходили и в прыжки прочь! Сейчас надёжно. Да и сильно голодные. Да! В Средней Долине, в эту пургу, целая война произошла. Бандиты друг друга перестреляли. А кого так живьём сожгли. Главный бандит - "Славик". Вот мощный мужик. Две пули в нём, а он ещё полз до самой речки. Да не повезло - под снегом вода на льду. Так и вмёрз. Ты вот ни сном, ни духом не ведаешь. А на тебя валить начали. Дескать, организатор. Осенью, на молебне, указание дал: "Будет буря, а на другой день ваши враги попраны огнём и холодом". Так ты сказал чилчагирам. Они тебе жаловались на "Светлый путь". А потом менты объехали становище кругом, по горячим следам хотели догнать. А следов-то никаких, кроме зверей, нет. Значит, сами бойню устроили. Меж собой!
***
Зверь в такой холод лежит скрючившись, уткнувшись носом в шерсть брюха. Чутко вслушивается стонущую стужу. Нет-нет, и взрывается лёд на реке. То там, то тут встрескиваются деревья. Глухари, рябчики, куропатки, тетерева спят под снегом. Всё спасается в неподвижности. Лишь бродят волки. Да филин вылетел на бесполезную охоту. Медленно перелает с дерева на дерево, подбираясь к дуплу - пережить утреннее усиление холода. Усевшись на сук, осмотрелся. Рябчики много наследили, а входов под снег нет. Филин ухнул, надеясь спугнуть зайца. Эхо разбилось на тысячи осколков и погасло у самых звёзд. Филин вдруг увидел, как по белой безмолвной мари, погружённой в ледяное равнодушие, трусили один за одним, волки, оставляя борозду следа. Луна ещё не взошла. Но свет её просачивался в мир спящей тайги, засветив снежинки, дрожаще посверкивающих мириадами лучиков.
Звери вдруг замерли в напряжении, принюхиваясь к застывшему воздуху. Здоровенная волчица - вожачка, сменившая зоргола, коротко рыкнула. И волки прыжками забрали влево и скрылись в лиственничном лесу предгорья. Филин повернул к своему дуплу. Луна из-за дальней горной вершины застала птицу на высоченной густохвойной сосне на обрывистом берегу речушки. Волки выбежали из-за кривуна. Они и в прошлую ночь здесь до самого рассвета лежали возле травянистых кочек. Под ними мясо оленя, источавшее свежий запах. Ещё силён вчера был дух человека... ушли. Сейчас, принюхиваясь, первой волчица. За ней, часто останавливаясь, застывая серыми тенями, двигалась стая. Недалеко от разбросанного мяса (шкура и голова присыпаны снегом отдельно), волчица, опытная зверина, почуяла опасность. Яростно рыча, прыгнула на волка, бросившегося к приваде. Сбила его. Другие волки, в конкурентном одурении, стали рвать приманку. Над речкой злобный рык. Волчица укусила метнувшегося мимо неё волка. Она до последнего пыталась отогнать стаю. Но приманка была разбросана широко. Один зверь выскочил на берег и побежал вверх по склону, на ходу глотая мясо.
Филин серой тенью соскользнул с дерева. Перелетел на другую сторону речки, учелся на валёжину, уставившись на ядовитое пиршество. Крайний волк бросился к волчице, словно ища защиты от огненной боли. Попятившись, развернулась и прыжками понеслась прочь. С сопки донёсся предсмертный крик. Волк, подбежавший к этому берегу, поедая снег, крутился на месте. Наконец, забился под нависший берег, жадно хватал пастью землю и камни, ломая зубы. Выскочил и прыжками понесся вверх, выбежал на край скалы и прыгнул к бледной луне... На льду речки вертелись в страшном танце обезумевште звери, объятые изнутри гибельным огнём...
Филин слишком долго летел и мог погибнуть от холода. Уселся над нартовой дорогой, чтобы согреться для перелёта до дупла. Со стороны Реки возник новый звук. Чуткое ухо птицы уловило резкий, сразу оборвавшийся мальчишеский окрик. В студёном воздухе рассыпался звон, к нему примешалось бряканье и шипение. Промелькнули заидевелые олени, от них метались облачки пара, едва видимые в белой кипени.
- Э! Э! - кринули на передних нартах.
Промчались две упряжки.
Посторонние звуки затихли. Лишь шуршали скользящие по насту пушистые снежинки, гонимые хиусом.
Чернота неба на востоке потускнела. Зимний рассвет нетороплив. Филин добрался до нужного дерева, присел на обломанный сук. Повертел головой и залез в дупло. Почистил о крыло заиндевевший клюв. Холод усилился. Филин, поджав лапы к брюху, неподвижен. Светлеющее перед ним пятно вдруг вспыхнуло и ослепило...
ЭПИЛОГ
Запись в "КРАСНОЙ КНИЖКЕ":
"Варвара Калтанаева, сестра самана Бо, пережила его на три года (он ушёл в горы умирать, когда пришло время), не поверила в смерть сына - Петра; он подорвался на мине. Перед смертью написала письмо: "Петя, приезжай скорее. Совсем плоха. Похорони меня на Эльпе, шесть километров от устья. Потом посети дядю "Бо". Поднимись до "Акусанал". Дядя же там высоко, в облаках. Одну ночь ночуй у скал, не спи, разговаривай с ним. А потом уходи... Как будешь везти меня, то по левую руку - узкий ключик. Там я родилась".
Похоронили её на сельском кладбище.
Род Калтанаевых прекратился.
________________
(Название рода изменено по серьёзным причинам).
----------------------------------------------------------------------------------------------------------------------------------------------------------------------------------------------------------------------------------------------
