1.
Жена "снится" - беззвучная до тоненького звона в шипении. Она спит, вслушиваясь в пространство.
Испуг - провал в первобытность - смертелен.
Светлеющие сумерки энергичны пробуждением. Утренние птицы не без смысла создают звучание разумной силы. Серо-голубое небо чистое до окоёма. Там розовеющие кучевые облака.
Поодаль от устья Гананги стойбище Отонгула. С Тунгира шум переката пульсирующе вплетался в странную жизнь: передвигаются на цыпочках, не делают резких движений, говорят по исключительной надобности спокойно, не повышая голоса.
Осмотревшись, полностью отодвинул полог. Осторожно выбрался из юрты-дю.
Зябко. Над рекой туман полупрозрачен, струями тянется на сушу. С древности тунгусы знают, что с вечера до начала рассвета воздух (и запахи) река затягивает с суши и увлекает вниз по течению, а с восходом - наоборот .
2.
Ещё месяц назад каждое утро устало переживал состояние: "Дуннэ чэчэлэн хурудо". Нечто похожее: "Сбежать бы на край земли, где она не найдёт. А в душе волновалось мощное нечто, противоборствующее".
Попытался однажды. Оседлал самого выносливого учака (верхового) и помчался угучадя-ми.
День ехал бытро, второй... до речки Могоча. Здесь сплошные завалы - 20 километров.
Перед поворотом на одну из объездных троп остановиться, вжиться в Место, отдохнуть. И, главное, покормить оленя.
Устроив отог - походную стоянку, Отонгул, привязал верхового на ягель. Прошёл по тропе и увидел устрашающий знак - свеже оструганную чурку. Метров через сто вторая, подтверждающая: впереди вымирающее от заразы стойбище.
Орочен знал, что везде в низовьях бушует эпидемия. На побережье Байкала умерли более тысячи эвенков.
3.
Многовековые завалы. А вот по берегам свежие толстенные стволы тополей, поваленных недавней бурей. По руслу почерневшие, сизые, серо-грязные брёвна, дерева, целиком притащенные с перевала рекой. Весь хаос, представлялось, сплошь забит песком, почвой, листьями и хвоей. А всё равно сквозь плотину проходы возникают упорной мощью воды. Всегда "дырку" найдёт. Рыба по ним пробирается в ямы, стоит в них какое-то время. И, как по сигналу, устремляется на нерестилище.
При подъёме воды в конце лета хариус пробирается "задним" ходом, прощупывая путь хвостом, то отплывая вверх, то отдаваясь подсказывающему течению... И так килмоетр за километром.
Раздевший догола, Отонгул, потихоньку загоняя хариусов на отмель, меткими ударами деревянной пики наколол двенадцать крупных рыбин. И скорее из холодной воды! Собрал выброшенных хариусов. Оделся и замер.
Посторонние звуки!
Поднимался к стоянке в напряжении, граничащим с ужасом. Как будто лютый зверь затаился и наблюдает.
Зазвенел серебряный колокольчик.
Она! И тут же её увидел. Жена на краю террасы. Необыкновенно красивая! И опять-таки двойственная: бесконечно родная и бесконечно враждебная.
Она перестала звонить и стала спускаться навстречу.
Элла взяла рыбу, быстро и ловко почистила, умело приготовила у огня. Отонгул тем временем управился с оленями.
- Видела сарагутов. Помосты могильные строят. Дети все умерли. Женщины воют как волки...
- Пойдём хребтом на запад... Вперёд тоже нельзя.
После ужина поставили юрту, не обменявшись ни словом, легли спать, прижавшись друг к другу.
На ночь мир дал им передышку.
Догадался, жена не поняла, что он от неё сбежал. В её жизни мужчина - добытчик, а женщина - кочевница. Охотник не знает. куда заведёт промысел. И жена должна прикочевать туда, где он её быстро найдёт.
Стали жить-кочевать дальше. Убедился, без неё жизни нет. Даже подвергаясь постоянной смертельной опасности, уйти не сможет.
4.
Из-за пронизывающей горной прохлады гнуса почти нет. Два-три комара. Но не пройдёт и часа, весь мир превратится в кровожадный гул голода.
Отонгул расшевелил "спящие" угольки, отгребая пепел. На четвереньках над огнищем взрирал на "умирающий" того-огонь. Светящиеся багровые "светлячки" гасли один за другим. Спохватился! Поверх сухие веточки. Чуть-чуть подул, оживляя угольки. Веточки вспыхнули. Огонь окреп. Добавил дров-сучьев. Чуть позже, гнилушек. Пахучий приятно дым повалил - дымокур готов.
Принёс с ключа в котле воду. Элла встанет, разведёт костёр, приготовит еду.
Поднялся по вытоптанной оленями тропинке на пологий склон сопки, заросшей редким лиственничным лесом (старая гарь). Олени, их всего двадцать пять, поднялись с лёжек. Старая важенка посмотрела на пастуха, хоркнула и опять легла, отвернувшись.
Одичалые, отбежав, начали пастись. Из-за них, восьми гэлун-оленей, амаркан (взрослых семи-восьми лет) привязывал на мауты-арканы. Чужаки могут увести домашних. Оторвавшись от человека, быстро одичают в свободе.
Гэлун становилось всё больше. Многие рода тунгусов вымерли от неведомых болезней, распространяемых колонизаторами. А олени разбрелись...
5.
Привязывая животных у дымокура за уложенное бревно, спиной чувствовал пустоту ужасающей пропасти. Не мог поверить! Видел боковым зрением котёл с водой. Так и не тронут. Холодное кострище.
Страх сковывал сознание. Не верил! В тоже время смирился. К тому шло. И он пережил подобное двадцать два года назад, когда волки задрали первую жену.
И сам попытался бегством опередить событие - личную катастрофу Вселенского масштаба.
Резко обернулся. Полог входа в юрту откинут. Видно: постель прибрана. Шкуры-подстилки свёрнуты.
Тяжело ступая, вглядываясь в следы, обошёл жилище.
На тропе чурка: "Я ушла. Запрещаю идти за мной..."
Он уселся на сутунок, содрогаясь грузным телом, беззвучно заплакал:
- Зачем? Зачем?
Колокольчик, привязанный к ветке берёзы, тихо-тихо позванивал.
6.
Элла намного моложе. Очень красива. Стройностью, подтянутостью, быстротой в движениях сильно выделялась среди эвенков-киндыгиров. Удивлял цвет кожи - коричневый. С детства называли "Эллакан", "Элла". Нареченное при рождении имя не удалось узнать. И странно, никто не знал. Кого бы не спросил, кулак ко рту прижимали. А кто-то начинал энергично рассказывать о каком-то странном случае, "забалтывая", уходя от ответа.
Так и не узнал ничего, кроме прозвища "Элла" - уголь, уголёк.
Чрезмерное любопытство привлекло сородичей. Узнала и Элла. Она долго, не мигая, вглядывалась, словно старалась проникнуть в душу. Он - крепкий, статный вдовец, успешный орочен-одиночка. Кочевье его от Силкари (Шилки) до вершины Витимского Калакана и обратно.
Девушка, не постеснявшись ороченов, собравшихся на суглан-съезд, чётко предложила:
- Сосватай меня. И увези завтра же!
Орочен испугался: сейчас начнётся ругань, братья Эллы рядом. А старший вдруг воодушевился:
- Аят! Аят! (Хорошо! Прекрасно!) Айилган ахаткан-ди калтакачи овча! (Судьба девушкой создаётся!). Ты, Отонгул, пришли кого "говорить" (начало сватовства).
- Не потянуть мне. Кочевье на год вперёд. Аргиш на север. Купеческий заказ.
- Сагдыгу не против завтра же отпустить. Женись!
7.
Сакоул (олёкминский тунгус) вызвался сосватать. Веселила затея в завершение суглана сыграть странную свадьбу. Будет что рассказывать соплеменникам, как киндыгирская баба шилкинского орочена на себе женила.
Погодя Отонгул струсил. Сватовство не началось, а Элла уже собралась кочевать. Опять-таки немыслемость: старейшина (сагдыгу) рода готов попуститься важным обычаем (жених обязан три года жить и работать с новыми родственниками).
Позорное бегство?! И он решился. С вечера собраться. Навьючиться много времени не надо. Ночью, когда все спят после сытного ужина, тихонько откочевать марями. Выйти на "конную" тропу и кануть в горной тайге. А из юрты вдруг выходит Элла:
- Я незаметно, по берегу, у воды, пробралась. И правильно, Ичэ (муж; дословно: которого я взяла), надо кочевать отсюда.
Отбросив затею с бегством, пошёл к Сакоулу. Его юрта на берегу ключа, на бугре среди сосен. Сакоул, усмехаясь, спросил:
- Не удалось удрать?
- Кого мне подсунули?
- А я знаю?! Тебя выбрала. Но что-то всё равно есть. Она, конечно, тунгуска. Но не эвенкийка. Улавливаешь? Не киндыгирка она! Я так думаю. "Торгаши" рады до небес - "сплавили товар"" Ну, да скоро поймёшь, чем провинился...
8.
С частными приисками, вокруг них, появилась враждебная "тьма". Ютились по золотоносным ключам "хищнические" артели - по три-четыре человека. В основном, беглые каторжники. Люд отчаянный, кровожадный, бесчеловечный. За золото хозяева приисков снабжали их пропитанием, одеждой и инструментом. Водку хищники выменивали у спиртоносов.
Кочевники подверглись нападению беглых бандитов-артельщиков. Отонгул не успел сообразить, что это худые люди. Связали. А Эллой хотели "дорваться". Они, покрякивая от нетерпения, загнали в юрту, лишив женщину возможности убежать.
От страха она "взорвалась" невероятной силой первобытного человека-зверя. Мгновенно взлетела навстречу в прыжке, ловко воткнула палку-струженницу в горло первому. Одновременно, опираясь на плечо падающего убитого, ударила ножом в ухо второго. Третий, выскочив из юрты, попытался убежать. Догнала, резко пнула по ноге бандита (ниже колена) и он рухнул. Мигом оказалась на нём и начала вырывать мясо зубами с лица. Потом схватили за волосы и повернула лицом к связанному мужу, страшно прошипев:
- Бэйэвэ атагастари, бэйэвэ хэргимнэри окин-кат эвки айа бирэ! (Здесь: унижающий человека будет унижен!) - И резко, указательным пальцем, воткнув, вытащила один глаз бандита, отбросила, выдавила второй. И уставилась совершенно дикими глазами на мужа, порыкивая горлом, готовая наброситься. Бандит поднял руку и начал как будто что-то ловить в воздухе. Элла деловито переломала ему пальцы. Задрала бандиту рубаху, резко вспорола живот. Вытащила чёрно-алую печень. Умирающий дрыгал длинными ногами, обутыми в заплатанные, истёртые ичиги. Элла ровными и резкими движениями разрезала печень на полоски и стала поедать, жмурясь и по-детски причмокивая.
Отонгула стошнило. Он упал. И она, вся в крови, подскочив, тоже упала, содрагаясь, как будто и её тошнит. Так же таращила глаза, издавала такие же звуки, и так же просила развязать...
Вдруг понял: она его дразнит (подражает), она больна страшной болезнью "олон", когда мгновенно приступает от страха и даже от неожиданного испуга такая сила, что у некоторых даже разрывало мышцы и ломало кости. Не помня себя, может убить любого, обретя на короткое время непомерную силу. Около такой больной все родственники и близкие в постоянной опасности.
Теперь они стали жить особо, стараясь избежать "испуга". Но что-то с Эллой начало происходить. И через время Отонгул понял, что она сбежала не от него, а от себя, чтобы спасти его.
9.
Через год, обходя вымершие от кори и оспы стойбища, нашёл в вершине речки Итака родителей и братьев Эллы.
Посовещавшись с родными, сильно постаревший отец Эллы, отвёл Отонгула к старику - чужому человеку, кочевавшему следом. Они его подкармливали. Весь старика род сгинул в пекле эпидемии.
- Он всё расскажет. Ему ничего не будет. Потом и решишь: с нами покочуешь, пока малыш не подрастёт. Или уйдёшь.
Рассказал:
- Они её вовсе не рожали. А нашли малышкой в стланиках. И вырастили. Кто-то говорил, что она пришла с реки Энгдекит, чтобы какие-то свои дела здесь завершить. И ещё мне так поведали. Элла - дочь чилчагирки. Её захватили чангиты-людоеды. Она забеременела там. И чтобы спасти девочку, они бы её съели, принесла вблизь стоянки тунгусов. Девочка проголодалась и начала плакать. Так её нашли. А как подросла, то начала их изводить. Оказалась больной "олон" (Олон - манерик (нервнобольной); олон-ми - испугаться, вздрогнуть от неожиданного звука. Два вида: бегство до предела и отчаянная схватка или замирание ( спасение неподвижностью), затаиванием в укрытии...) Если её испугать или что-то не по её сделать, то она превращается в дикого человека... Она была здесь. Ребёночка принесла. Говорила, что ты обязательно за ним придёшь... Не бойся, олон - болезнь женская. Да и не передаётся, и не заразная...
- Где мне её найти?
- Найдёшь в своё время, когда докочуешь до реки Энгдекит (река Мёртвых). - Он достал стрелу и подал. Она до половины чёрная. - Такие долго не живут. Пять-шесть приступов и кровь становится чёрной... У них не было выхода. И это всё! Начинай с сыном новое кочевье!
Александр Гурьевич Латкин.
----------------------------------------------------------------------------------------------------------------------------------------------------------------------------------------------------------------------------------------------
